Сидели мы как-то с другом Улдисом в баре, пиво пили, леща драли, в окно глазели...
 
Поскольку некоторые Улдиса не знают, надо бы пояснить, что это бывший ученый и борец за независимость Латвии, потом фермер, а теперь кладоискатель. Фермером он стал на волне обретенной независимости. Тот институт, где Улдис науку делал, волной нафиг смыло, но взамен молодому ученому вернулись дедовские земли. Погнался было Улдис за извечной латышской мечтой — стать богатым латифундистом, да тут же и прогорел: вырос на его полях огурец такой формы и размера, что не смог конкурировать с правильным европейским огурцом. А потому занялся разорившийся Улдис воплощением в жизнь другой извечной латышской мечты — поисками кладов, поскольку тех кладов, как он узнал из газет, в Латвии спрятано немерено, и главный из них — золото тамплиеров.
 
Поскольку не все знают, кто такие тамплиеры и что они тут у нас делали, надо бы пояснить. Это такое рыцарское братство, по-нашему братва, увлекавшаяся крестовыми походами, ограбившая всю Малую Азию, обложившая рэкетом всю Европу, потом, как водится, занявшаяся банковским делом, а потом скупкой дешевых земель и строительством дорогих замков.  Надо заметить, что больше всего в мире  замков на душу населения было построено в неведомой Ливонии…

 

Братва
 

Все это не понравилось французскому королю Филиппу Красивому, который, как водится, в одну ночь 1307 года братву поголовно арестовал и стал пытать.
 
                                       
Филипп Красивый, король 
 

Выпытал все, кроме одного: куда братва спрятала свой общак. Никто не раскололся, кроме одного по имени Жак, крикнувшего на костре: «Золото на востоке! Ищи-свищи, козел!»
 

Тамплиеры на костре,  Жак Моле — второй справа
 
 
Стали искать. Семьсот лет искали, но так и не нашли. Пока не сообразили, что не там ищут: на восток от Парижа лежала не одна только Франция, и если где-то золото прятать, то в самом глухом европейском углу. Вот тогда кладоискатели и обратили взоры на Ливонию, сплошь застроенную замками.
 


«Uz jauno krastu» *
 
 
Значит, сидели мы с Улдисом, пивко пили.
 
— Где же все-таки они его спрятали?.. — прервал молчание Улдис, задав самому себе вопрос, которым задавался теперь всегда и повсюду.
 
Вопрос был риторический, на него можно было бы и не отвечать, но я нескромно ляпнул:
 
— Если кто и может знать — так это Мунька с Языковым.
 
Улдис отставил пиво и посмотрел мне в глаза так, как смотрит умирающий от голода на объевшегося пирожными.
 
— И ты молчал?! Что за Муня? Какой такой Языков? Откуда знают? Где они?
 
— Они сейчас в Америке. Нет, они пока не знают, но могут узнать.
 
— А... — во взоре Улдиса исчезло пламя, и он потянулся к пиву. — Ну и как они, по-твоему, узнают?
 
— Эти двое могут узнать все, что угодно,  про все, что угодно.
 
С тех пор Улдис с меня не слезал. Пока я не усадил его рядом с собой у компьютера и он не продиктовал подробное письмо в  Америку. Ответа не было день, два, пять…  Улдис осунулся, ночами плохо спал. И лишь через неделю на экране в колоночке From возникло долгожанное: Munja. Я туда кликнул. В Мунькином ответе традиционно было всего одно слово: «Нашла».  Улдис и вовсе покой потерял.
 
Через неделю Муня и сама прилетела в Ригу. Втроем мы сели в углу бара, и произошел меж Мунькой и Улдисом разговор, похожий на детективную историю.
 
— Ребята,  сперва надо было ответить на вопрос, а было ли то золото вывезено из Франции? Ответ: да, было. По той же причине, по которой братва никогда не хранит общак там, где дело делает. Второй вопрос  посложнее: а почему золото ни разу не перехватили, пока его везли по Франции? Это, пожалуй, самый главный вопрос. Пришлось поломать голову.
 
— Ну... Ну и какой ответ?.. — стал возбуждаться от информации бывший ученый.
 
— А ответ тут такой: золото ни разу не перехватили, потому что его никто ни разу нигде не увидел. А не увидели его потому, что никто не замечает то, что всегда на виду.
 
— Как это? — отказала логика бывшему физику твердого тела.
 
— В чем обычно хранят золото?
 
— Ну… В сундуках.
 
— Да, пожалуй. А перевозят?
 
— Тоже в сундуках, а в чем же еще?
 
— Сколько по-твоему весит такой сундук?
 
— Ну... килограммов пятьдесят. Нет…  Сто?
 
—  Это сундук с алюминиевыми ложками столько весит.  А сундук с золотом весит все пятьсот. Его ни поднять, ни перевезти — дороги грунтовые, телега застрянет. А потом сундук — он и есть сундук, он заметен всем. Поэтому золото тамплиеры перевозили в том, на что никто не обращал внимания. Что было легко и удобно грузить куда угодно, в том числе и на борт корабля.
 
— Ну?!.. И?!.. 
 
— Золото перевозили в бочонках. В каких по всей Франции возили вино. Вот. После этого оставалось лишь узнать, куда его повезли?
 
— Так это уж все знают: к нам, в Латвию, то есть в тогдашнюю Ливонию!
 
— Да, верно. Во-первых, Ливония была глухими задворками Европы... ой, Улдис прости... но там уже набрала силу рыцарская братва, которая называла себя ливонскими. Но это не главное. Главнее было перевезти бочки именно туда, где они тоже ни у кого не вызывали никакого подозрения.
 
— Так ведь французское вино ввозили во все страны Европы, и к нам в Латвию тоже.
 
— Да, правильно... — Мунька посмотрела в окно, делая паузу, и я, зная ее повадки, аж задохнулся от предвкушения того, что она сейчас Улдису скажет. — Но не из каждой страны его вывозили. Ты же не будешь отрицать, что тем тайным золотом надо было за что-то расплачиваться.
 
Ученый напрягся, явил на физиономии мыслительный процесс — и вдруг аж подскочил на стуле.
 
— А! Понял! Знаю: Сабиле! Там и ливонский замок есть! И там — самые северные в мире виноградники!**
 
— Именно. Значит, было так: винные бочонки с золотом из Парижа по Сене перевезли к морю, оттуда ганзейскими кораблями повезли действительно на восток, вдоль южного берега Балтики, в Ливонию. Но не в Ригу, с которой Ливонский орден в то время вел разборки, а в нынешний Вентспилс, оттуда по Венте*** и  Абаве**** — до глухого городка Сабиле, о существовании которого вообще мало кто знал. Там бочонки с золотом и легли неприметно в монастырском винном подвале рядом с сотней других таких же бочонков.
 


«Брателло, принимайте  груз вина из Гавра…»
 
 
По тем бочонкам можно было постучать — все они звучали как винные. Можно было из бочонка с золотом выдернуть затычку, и из него текло вино.
 
— Как это — вино?! — взвился Улдис.
 
— А! Это хитрость тамплиерская! Но и до нее удалось-таки докопаться! Видишь ли, если бочонок с золотом набить золотом доверху, он тоже будет неподъемным, что неизбежно вызовет подозрение. Если наполнить наполовину, то золото будет греметь при перекатывании бочонка. Но если бочонок наполнить золотом наполовину, а потом залить его воском, то и вес будет подходящим, и греметь не будет. А главная фишка в том, что в оставшуюся часть бочонка наливали вино. Все, никакого подозрения. Никогда, нигде и ни у кого!
 
Когда я эту хитрость тамплиеров раскусила, Языков все перепроверил. Запустил в интернете поисковик на четыре слова «Винные бочонки, воск, жалобы». На восьми языках. И нашел, что требовалось:  жалоба XIV века от шведского торговца с Готланда на остатки воска на стенках купленных им пустых винных бочонков.
 
— А там было написано, где он их купил?
 
— Да, было. В Вентспилсе.
 
 Улдис откинулся на стуле и скептически посмотрел на Муньку.
 
— А ты когда-нибудь на берегу речки Абавы стояла?
 
— Нет, а что?
 
— А то, что в этой речке глубина всего по колено! Какие корабли там могли пройти?! Да еще с золотом!
 
Мунька тоже откинулась и глазки ее хищно сощурились — она обожала в жестком споре оппонентов прикладывать.
 
— Шаблонно, однако, мыслишь. Впрочем, как и все мужчины. То есть без должного воображения. И без представления исторических реалий тех времен. А реалии такие: в те времена в сплошь заросшей лесами Ливонии, дорог не было. Все пути — только по рекам. И чем мельче они, тем лучше.
 
— Не понял!..
 
— Мелкая река зимой промерзает до самого дна. И становится совершенно безопасной. И гладкой, как шоссе. Все тяжелые грузы и по России и по Ливонии возили зимой на санях. Самый быстрый путь — по льду рек. По льду от Сабиле до Вентспилса — один день пути.
 
Улдис крякнул и смущенно опустил глаза. Но тут же их поднял, и в них было беспредельное уважение ученого к Мунькиной логике.
 
— Верно! Все сходится. Ведь именно в Курляндии немцы и искали золото. Всю войну искали! Наверное, поняли, где. Но про бочки в винном подвале не догадались. А... А вы уверены, что они все еще там?
 
— Бочки? Наверняка там. Но золота в них нет.
 
Уважение во взоре Улдиса сменилось таким горьким разочарованием, только что слезы из глаз у мужика не брызнули.
 
— И где же оно?
 
— Думаю, все в дело пошло. Я назову тебе три даты, а выводы ты уж делай сам. 1918-й год, 1939-й и 1991-й.
 
Улдис нахмурился и умолк, вспоминая родную историю. Мунька закурила и повернулась к окну, красиво обозначив свой профиль. А я в который раз им залюбовался. Что в нем такого было, я никогда понять не мог, но чувствовал, что разница между Мунькой и прочими женщинами была такая же, как разница между дамой с собачкой и дамами с собаками...
 
— Ну хорошо, — нарушил идиллию Улдис.— Про 18-й и 91-й годы я намек понял. Это годы обретения независимости. А при чем тут 39-й? Это же наоборот, это же год подписания пакта Молотова-Риббентропа. Никакой логики!
 
 Мунька загасила сигарету, и посмотрела на Улдиса так, как на него в младших классах смотрела учительница.
 
— Есть логика, есть. И она в этом случае железобетонная. В 1939 году в Латвии была построена гигантская ГЭС. Тогда нигде в мире, кроме США и СССР, таких не строили. Во сколько в те годы могла обойтись та колоссальная стройка для крошечной нищей страны?.. ой, извини! Сегодня у твоей страны такие деньги нашлись бы? Вот видишь... 
 
А ты что, расстроился, что ли? Странно как-то, непатриотично... Ребята, а не выпить ли нам еще славного латышского пивка?
 


 
 
 

---

 
Пояснения для иностранного читателя:
 
* «Uz jauno krastu» — «К новому берегу», известный роман классика латышской литературы Вилиса Лациса
** факт, занесенный в Книгу рекордов Гиннесса
*** Вента — река, впадающая в Балтийское море
**** Абава — речка, впадающая в реку Венту