---

280 лет назад — 16 апреля 1738 года — рижский магистрат издал варварский указ: «...каждому ненемцу, владеющему в городе недвижимым имуществом, ликвидировать и продать его в течение одного года и одного дня здешним бюргерам или тому, кто имеет право владеть им...»
 

---

 
Легко понять ужас, объявший тысячи рижан — рыбаков, трепальщиков пеньки, извозчиков, грузчиков, перевозчиков, торговцев и членов их семей: продашь единственное жилье, а жить-то где?! Наверняка они задавались вопросами: «Почему?» и «За что?», задумывались, по какой причине даже не в престижном центре города, а в предместье, латышу или русскому нельзя иметь малоценный деревянный домик (такие домишки сильно обесценивало то, что власти просто обязаны были безжалостно сжечь строения за городскими укреплениями в случае подхода к городу-крепости неприятельских войск).

Действительно, как такое могло произойти в просвещенном 18-м веке?

Не в последнюю очередь из-за ошибки Петра Великого.

В современной Латвии его порой пытаются представить безжалостным завоевателем, поработителем. Между тем, упрекать царя можно отнюдь не в кровожадности (во время Северной войны большие людские потери в Лифляндии были вызваны прежде всего пришедшей из Пруссии эпидемией чумы), а в чрезмерном доверии к Западу и его представителям.

Доверии, из-за которого и пострадали рижские латыши.





Напомним: в то время население Лифляндии делилось на немецких дворян и латышских крестьян, а в Риге часть латышей не имели прав бюргеров (граждан города). То есть о равноправии говорить не приходилось.

Между тем, Петр Великий, пообещавший сохранить старый порядок, ещё в юности был очарован в Немецкой слободе Москвы западной культурой. Он верил, что цивилизованные немцы самостоятельно способны сделать правильный выбор. К тому же, заинтересованный в притоке на госслужбу дисциплинированных, по тогдашним меркам, образованных лифляндцев, царь хотел, чтобы его новые подданные-немцы не были бы обижены на Россию.

Ещё при капитуляции Риги перед русскими войсками Петр I признал так называемые «аккордные пункты», согласно которым Россия не должна была менять в Риге и в Лифляндии сложившийся до русской власти порядок.

Думается, царь Петр просто не знал о настроениях, царивших в то время среди рижских немцев.

Ещё при шведской власти в Риге, в 1682 году, Большая и Малая гильдия подали совместную жалобу в рижский магистрат. В жалобе говорилось:

«Надо принять во внимание, что для этого уважаемого города не только нетерпимо, но действительно постыдно, вредно и опасно, что ненемцы могут приобрести права бюргеров…

Бюргеры покорнейше просят не наделять никого из людей ненемецкого происхождения правами бюргеров, их привилегиями и вольностями…»

Бесспорно, когда царь подписывал «аккордные пункты», то просто не ведал, что происходило в Лифляндии при шведском правлении. А лифляндские немцы стали этим умело пользоваться. Ведь, раз новая власть не знает, что было раньше на самом деле, то можно жить так, как «верхам» Риги и остзейским помещикам выгодно, приговаривая при этом: «А именно таковы были старые порядки!»

И кто проверит?


Петр Великий, впрочем, не только очень уважительно относился к Западу (и соответственно, к пришельцам с Запада в Лифляндию — остзейским немцам), но и обладал здравым смыслом.

Он послал в Ригу умного и практичного московского купца Илью Исаева, назначив его президентом рижского магистрата. Исаев, конечно же, ограничивал произвол в отношении неграждан (небюргеров), защищал интересы русских рижан.

Но и в данном случае не всё учел государь Петр Алексеевич.

При императорском дворе постепенно сформировалось остзейское лобби. И через много лет после смерти первого русского императора, в 1731 году, Илью Исаева элегантно убрали из Риги. Нет, остзейцы и не думали ему мстить за ограничение их произвола, сын простого купца Исаев круто пошел на повышение — вскоре после отъезда из Лифляндии его назначили вице-президентом Коммерц-коллегии (выражаясь современной терминологией — замминистра торговли Российской империи).

Однако Лифляндию Илья Исаев покинул.





После его отъезда из Риги уже ничего не сдерживало остзейских немцев.

Начались эксперименты — как далеко они могут зайти в ущемлении прав ненемцев. И неслучайно в указе рижского магистрата (которому опять-таки предшествовало выражение своего мнения общественностью в виде жалобы в магистрат Большой и Малой гильдий) требование к ненемцам продать дома обосновывалось словами:
 

«Так как, согласно старым постановлениям, ненемцам не дозволяется владеть недвижимым имуществом, и кроме того, им не могут быть предоставлены принадлежавшие бюргерам права, вольности и преимущества, к которым надо причислять также владение недвижимым имуществом…»
 

Сигнал был чёткий, ясный и недвусмысленный: Россия, не вмешивайся, речь идет о старых порядках, которые ты обещала сохранить! Имей честь, держи слово…

Однако для рижских латышей постановление городских властей было столь катастрофичным, что, образно говоря, загнанные в угол, они не побоялись вступить в борьбу с могущественным магистратом.

Целый ряд латышских цехов очень тщательно подготовил жалобу и подал её тому же магистрату. В тексте жалобы латышские цеха не только обращали внимание на то, что они законопослушны, их члены добросовестно платят налоги, но и обратились к истории. Вспоминали, что отнюдь не немцы самые коренные жители этих мест, доказательно писали о временах епископа Альберта и шведских королей…


В 1739 году уже рижский губернатор потребовал от немецкого по своему составу городского магистрата разъяснений.

Ирония истории: фамилия губернатора — Бисмарк. Людольф Бисмарк до поступления на русскую службу всю жизнь прожил в Германии, происходил из древнего немецкого рода (его дядя — один из предков легендарного канцлера 19-го столетия Отто Бисмарка). То есть против немецких привилегий в Риге выступил чистопороднейший немец. Даже ему не понравилось стремление рижских немцев к дискриминации своих соседей, партнеров, знакомых.

А спор (переходящий порой в историческую дискуссию) магистрата с рижскими латышами длился долго. Напомним, указ магистрата последовал в апреле 1738 года, и лишь в декабре 1740-го было принято решение, после которого рижские латыши вздохнули с облегчением: ненемцы могут в Риге владеть домами!

Впрочем, это была хоть и очень важная, но частная победа рижских латышей, а полная ликвидация дискриминации наступила лишь через много лет.