КАК Я С ЭСТОНСКОЙ РЕСПУБЛИКОЙ ЗА СВОБОДУ СЛОВА БОДАЛСЯ :: IMHOclub

ТЮРЕМНЫЙ ВЕСТНИК. ЭСТОНИЯ

Сегодня

Сергей Середенко

Правозащитник, политзаключенный.

КАК Я С ЭСТОНСКОЙ РЕСПУБЛИКОЙ ЗА СВОБОДУ СЛОВА БОДАЛСЯ

Сеанс юриспруденции, следите за руками

Участники дискуссии:

2

2
Последняя реплика:

11 часов назад

Леонид Радченко, Сергей Леонидов

Или вот другая версия: ограничение основных прав — это ведь, по сути, обязанность воздерживаться от осуществления основных прав, а ст. 10 прямо говорит о том, что каталог обязанностей тоже открыт. Но это, повторюсь, спекуляции.

435. На основании изложенного суд считает, что ограничение прав, вытекающее из статей 232, 234² и 235¹ ПК, на конституционное право по части 1 статьи 45 Конституции, обосновывается необходимостью обеспечения безопасности Эстонской Республики (в том числе необходимостью обеспечения безопасности общества).

438. По оценке суда, предусмотренные статьями 232, 234² и 235¹ ПК ограничения, ущемляющие свободу выражения (ст. 45 Конституции), являются соразмерными, то есть подходящими, необходимыми и умеренными для достижения указанной выше законной цели, т.е. обеспечения безопасности Эстонской Республики.

Всё, свою конфетку за отличную работу суд съел. Мне же оставил вот такой фантик от конфетки:

439. Исходя из того, что окончательный результат уголовного судопроизводства в виде решения представляет собой грубое ущемление прав лица посредством предусмотренного ч. 5 ст. 24 Конституции апелляционного производства лицу гарантируется право обжаловать вынесшее против него решение в вышестоящем суде. Тем самым обеспечивается контроль за правильностью судебных решений.

Конечно, я этим правом воспользовался. И в Таллиннский окружной суд были представлены две апелляции — моя и защитника. Темы их были поделены между нами так же, как и ранее. К сожалению, в открытом доступе есть только резолюция окружного суда без мотивировочной части. А копии полного решения суда у меня в камере нет. Поэтому — по памяти. В здание окружного суда я впервые вошёл с чёрного хода для подсудимых. В наручниках, разумеется. Здание старое. Все стены, в «стакане» — камере для ожидающих заседания подсудимых, — исписаны от пола до потолка, в углу — классическое «очко»... Войдя в зал, впервые увидел родных и друзей.

Суд явно предполагал, что народу в зале будет много, и, мягко говоря, не эстонцев. Поэтому сосредоточился на моём знании эстонского языка. С целью оставить меня и, соответственно, собравшихся в зале без перевода. Потому как перевод положен только лицу, не знающему эстонского. А я — знаю. А про публику в зале закон вообще ничего не говорит…Ещё раз извините — снова вырвалось.

Вернёмся к свободе слова. Если коротко, то суд подтвердил вывод о том, что мой дом — тюрьма. Но обогатил аргументацию Харьюского суда ещё одним шедевром. Да, действительно, ст. 45 Конституции не содержит такого основания для ограничения свободы слова, как «государственная безопасность». Но содержит «общественный порядок»! Это почти то же, что «государственная безопасность»! Что, разумеется, ложь, на которую я указал в тезисах, которые подготовил для адвоката — в Государственный суд с кассационной жалобой может обращаться только присяжный адвокат.

В статье 130 Конституции во время чрезвычайного или военного положения разрешено ограничивать указанные в ней права человека и в интересах государственной безопасности, и в интересах общественного порядка, в в ст. 45 — только общественного порядка. Как видно, Конституция чётко различает эти два понятия. А окружной суд — нет. Не хочет. Ну и тем более он не захотел возбуждать процедуру конституционного надзора — с этим требованием я снова обратился к суду.

Государственный суд в ответ на это напомнил нам с адвокатом, что мы слишком увлеклись грамматическим толкованием. Так что если вам скажут, что в Конституции каждое слово имеет значение — не верьте.

Поправив кое-что по мелочи, Госсуд решил, в частности, что мои работы в компьютере не являются средством совершения преступления. И их можно сохранить. Но при этом сам компьютер следует уничтожить. И, разумеется, дело в Коллегию по конституционному надзору передано не было. Хотя сидят в одном доме. Выше я обещал показать, почему в Эстонии конституционный надзор не работает. А надо?

Теперь о том, почему такого преступления вообще не может быть. Напомню, что это был стержень моей личной защиты. Всё просто. Если преступление — это прежде всего противоправное деяние. То последнее в ст. 27 ПК определяется так: «Противоправным является деяние, которое соответствует приведённому в законе составу виновного деяния и чья противоправность не исключена настоящим кодексом, иным законом, международной конвенцией или международным обычаем».

В случае части 1 статьи 234² ПК противоправность исключена статьями 44 и 45 Конституции. Потому что сбор, хранение, распространение несекретной информации — свободны, а не преступны.
А вот и сама статья 234² ПК, та, которая «прикрывает лазейки»: «Направленная против Эстонской Республики разведывательная деятельность и её поддержка направленная против безопасности Эстонской Республики деятельность служащего разведывательной службы или службы безопасности иностранного государства или лица, действующего в его интересах или по его заданию, в том числе сбор, хранение, передача, распространение, изучение или повреждение информации или вещи (...) наказывается тюремным заключением сроком от двух до пятнадцати лет».

Это не то преступление, в совершении которого меня обвинили. Меня обвинили в намерении совершить это преступление. Государственный суд решил, что, по сути, данная статья говорит о подготовке к измене государству. С учётом того, что следили за мной двенадцать лет, я — невероятно нерешительный преступник... Если будет интересно, то потом расскажу, как я с эстонским государством за свободу убеждений боролся.

Свои отзывы и комментарии присылайте по адресу:
Sergei Seredenko
Viru Vangla
Ülesõidu 1
Jõhvi, 41536 Eesti