В январе будет 22 года, как вступили в силу законы о денационализации и о возвращении домовладений, отобранных в сороковые годы, законным собственникам.
 
Пожар страстей утих, а угли залил кризис 2008 года. Но пережитое не забылось.
 
Принято считать, что хозяин денационализированного домовладения — безжалостный садюга, который морит стариков и выбрасывает на улицу в мороз обездоленных жильцов вместе с грудными детьми. Жизнь, однако, красочнее.
 
Латвийское государство унаследовало жилье от советского. А советское получило собственность, ограбив в 1940 году хозяев.
 
Строго говоря, денационализировав дома, латвийское государство у жильцов ничего не отнимало. Они как были нанимателями, так и остались. А новостройки и собственность, на которую не нашлось хозяев, как говорят юристы — «выморочную», продало жильцам за сертификаты, проще говоря, раздарило.
 
«Химия» с сертификатами нанесла рынку огромный вред. В первую очередь она была направлена на захват предприятий, и может быть, поэтому Закон о денационализации коснулся только домовладений.
 
Государство могло жилищную собственность спокойно распродать желающим, — из-за огромного количества цена была бы доступной, — а остальные могли бы арендовать. Вот тогда все были бы в равных условиях. И сколько несчастий это предотвратило бы, ведь арендуемую квартиру нельзя заложить в банк.
 
Считается, что Закону о денационализации в таком виде Латвия обязана известному юристу Андрису Г. Но никто не знает, что закон вообще оказался возможным благодаря скромному Николаю Рыжову, до сих пор заведующему Государственным историческим архивом, что на улице Слокас, 16. Где-то в семидесятых начальство распорядилось уничтожить записи Земельной книги, потому советская власть — это навсегда. Но для архивиста священна каждый хранимая бумажка, и Рыжов распоряжение «забюрократил».
 
Вот в России документы не сохранились — и денационализации не было.
 

Коммерсанты и злодеи
 
Большинство «вернувших» собственность тут же ее сплавили, потратили свалившиеся деньги и избежали народного гнева. Об остальных — цитирую портал imhoclub.lv: «Перекупщики денационализированных домов, надеюсь, будут, как скупщики краденого, признаны соучастниками преступления, совершенного над латвийским народом».
 
Некоторые новохозяева попробовали сами. Обычно получалось плохо, нужны были опыт, персонал, инфраструктура, инвестиции, наконец.
 
Рядом с моим офисом был маленький ветхий домик двадцатых годов, восемь квартир, таких на Тейке полно. Советская власть домик отобрала, но хозяева там остались. Их дочь Дзинтра родилась в этом доме, и новая власть ей домик вернула. С соседями она жила, так сказать, одной семьей. Но и аренду с соседей-друзей брала по символическим советским ставкам, повышать стеснялась. Я подумывал, не построить ли на этом месте офисное здание, но Дзинтра отдавать жильцов на съедение каннибалу-перекупщику не хотела. А коммуналка рвалась в небо. Так и разрывалась деликатная дама, пока я ей не посоветовал больше думать о себе, чем о соседях. Купил, расселил, снес, тут как раз кризис. Остался котлован, только недавно от налога на дом отбились.
 
Расселение было невероятной головной болью, с каждой квартирой, а их у меня было, думаю, под сотню, приходилось заниматься отдельно, и со всеми нужно было отдельно договориться о компенсации.
 
Об этом, кажется, не писали, но как любая массовая услуга расселение имело рыночную стоимость, компенсация в двухтысячном году составляла примерно 150 долларов за метр. При том что цена покупки в этот момент была долларов шестьсот за метр. Наверное, с этой точки отсчета можно было бы делить домовладельцев на «злодеев», которые платили меньше, а то и просто выгоняли, и нормальных коммерсантов.
 
Что значит «компенсация»? Что должны были компенсировать мы, домовладельцы? Ущерб, нанесенный жильцам Законом о приватизации. Государство столкнуло лбами новых домохозяев с жильцами и умыло руки.
 

Неизвестная война
 
Я платил по двести, хотел пройти процедуру побыстрее.
 
Сильно мешали всяческие политики, которые науськивали жильцов «не сдаваться» и не идти на компромиссы с домовладельцами. Особенно бесили запчеловцы. И надо же, я купил дом, где жил их центральный защитник. Там оставались четыре семьи. Три спокойно взяли по двести за метр, а этот полгода права качал. Наконец я включил обратный счетчик, и на 175 он согласился.
 
На днях умер последний японский солдат, который не сдался и воевал в джунглях почти тридцать лет после войны. Незаметные жертвы нашей пропагандистской войны ведут свою тихую окопную войну до сих пор.
 
Есть у меня дом по улице Гоголя, 4/6, это прямо у здания Академии наук. Там я выплатил компенсацию примерно тридцати семьям. Но четыре семьи отказались от любых компромиссов.


 
Заметим, что в противостоянии «жильцы-владельцы» политики все права отдали жильцам: еще бы, их много, и они — электорат. Домовладельцам же оставили только обязанность их содержать.  Но не вменили обязанность расселять, и это ударило по упрямцам бумерангом. У домовладельца всегда есть возможность перевести объект в «долговременные инвестиции» и поставить на нем крест. Точнее кресты, забив окна. Так и остались в домах-призраках несчастные жертвы консультантов, которые подсказывали «правильную тактику — тянуть резину». Наслушавшись советов, эти люди требовали полной социальной справедливости, и получили ее. Живут в разрухе и грязи на Гоголя уже лет восемь, мы ведь не можем поддерживать огромный дом надлежащим образом из-за нескольких человек.
 
Рассчитывают они на «квартиру, которую им даст Рижская дума»: их поставили на очередь, когда консультанты были депутатами думы. Как Рижская дума дает, известно — начальник департамента Стабиня в международном розыске. Сколько бедолаг дождутся квартир? А сколько положат жизнь на борьбу с классовым врагом, домовладельцем? Покамест население дома в прямом смысле вымирает. И наконец, продам я дом, а новые владельцы окажутся «злодеями»? Тогда ради чего, кто вернет годы, прожитые в руинах?
 
 «Обделенные» не всегда такие уж божьи агнцы.  В том же доме на Гоголя был прописан (но не жил) пенсионер Михайлов. Продав квартиру, он объявил свою подпись под договором поддельной, наложил на квартиру арест и успешно «тянул резину» в суде. Занимался рэкетом восемь лет, ждал, когда я приползу. Теперь из пенсии выплачивает мне 2000 латов судебных расходов. Наверное, рассказывает, как я его граблю.
 

Островок социализма
 
Почти весь рижский центр построен при Армитстеде, до первой мировой, сто и более лет назад, и жилой фонд до предела изношен. Посмотрите на иные дома: фасад грязный, в окнах новые стеклопакеты, все разного цвета, значит, дом приватизирован поквартирно, а внутри косметически подкрашенная гниль. Дом обречен на медленную смерть, точнее — аварийное состояние. А комары-мутанты в гнилых подвалах Старой Риги? А крысы?
 
Расселенным домам повезло, после капитального ремонта они получили новую жизнь. В таком доме можно сменить прогнившие деревянные перекрытия, полностью заменить коммуникации, отопление, проложить общее кондиционирование, интернет, встроить лифты, наконец. В новых домах крысы не живут, и санитарная обстановка в районе другая. Красоту Риги создают дома, к которым приложили руки частные предприниматели.
 
Да, квартиры в таких домах подчас недоступны прежним обитателям, дорого, и это — объективный процесс социального расслоения. Помню, друг-американец показывал мне свой город. Заехали в какие-то трущобы: здесь, говорит, я провел детство. Был престижный район, потом сюда стали заезжать черные, пришлось уехать.
 
У нас была обратная ситуация. Швондеры превратили многокомнатные респектабельные квартиры в коммунальные трущобы, и новые владельцы возвращали им статус. 
 
Вглядитесь в дом на Гоголя, 4/6, некогда собственность знаменитой поэтессы серебряного века Ирины Одоевцевой (дом построил ее отец). Одно из красивейших зданий Риги, но этого не разглядишь за облезшим грязным фасадом, закопченным частыми пожарами бомжей, за забитыми окнами. Наглядное спасибо пещерным марксистам, «отстаивавшим интересы угнетенных».


 
Жертвы консультантов живут на Гоголя на своем островке социализма, по «советским договорам». В 2006 году был я на целом острове, на Кубе. Пройдитесь по набережной Малекон Гаваны. Одно из красивейших мест планеты, изуродованное Фиделем. Там таких домов через один.




 
В Латвии конфискация длилась пятьдесят один год.  Кубинцы живут при социализме уже пятьдесят пять лет. Всего в ста милях, во Флориде, живут и ждут бывшие хозяева и их дети. Все документы у них на руках. Кубинцы спрашивали меня: а как это будет? И рассказывая им сценарии денационализации, я чувствовал себя гостем из будущего, доном Руматой из книги «Трудно быть богом» Стругацких.
 

Жизнь — это не репетиция
 
Оглядываясь, думаю, что многое бы сделал по-другому. Меньше связывался бы, наверное, жильцами, не тратил бы на них время, строил офисы на пустырях. Но где программисту-расстриге было взять опыт? Только набивать свои же синяки и шишки.
 
Впрочем, и в этом был смысл. В конце концов жильцы, пройдя неприятную для обеих сторон процедуру, все-таки обрели стабильность, выбирались из той хлипкой лодки, куда государство нас усадило вместе, стали на твердую землю. Знаю от них же, многие хорошо устраивались и сами же мне об этом рассказывали.
 
Одна дама торговалась в кровь и объявила, что может ждать долго. А мне лет двадцать пять назад мудрый человек, хирург из Австралии, американский поляк, долгой ночной дорогой в Саванну, штат Джорджия, сказал, и я навсегда это запомнил: «Жизнь — это не репетиция». Прожитый день не вернуть, и нельзя откладывать жизнь «на потом». Втолковал даме, дошло. Купила себе и дочери двухкомнатную, отселила мужа-пьяницу, о чем, оказывается давно мечтала. До сих пор с праздниками меня поздравляет.
 
Что бы ни говорили, для меня недвижимость была расходной статьей, в крайнем случае очень долгоиграющим вложением. Деньги я вкладывал из другого бизнеса, и в кризис они пропали.
 
Недвижимость была скорее хобби, самореализацией: хотелось оставить что-то красивое. В конце концов ни о чем не жалею. На картине Риги останутся несколько моих мазков — лучший дом №4 на всей улице Алберта, единственный капитально отремонтированный (не считая углового). Элегантный дом на Лачплеша, 27.



И конечно же, красивый проходной дворик на Вальню, 3, с Золотым рыцарем, и восстановленная улочка Кениня, когда-то проходившая вдоль реки Ридзене сквозь этот дом. 





Под аркой дома я повесил стенды, рассказывающие об истории дома на Вальню, 3, о Золотом рыцаре, о Риге и Ридзене.



Каждый раз радуюсь, видя в этом дворике туристов, экскурсоводов, да и просто прохожих: значит, приключения были не зря.