Самое смешное место в «Национальном плане развития Латвии на 2014-2020 годы» звучит так: «Своих двух коров и пахотные земли они продали, так же как и все ближайшие соседи. И теперь они обрабатывают только оставшуюся землю — половину от прежнего хозяйства. С тех пор их доходы растут. Янис наконец смог найти пятерых работников, обучить их на государственные деньги и расширить свое столярное производство, чтобы производить продукцию с уникальным дизайном». Это про житуху Яниса и Анны, крестьян из Варкавского края, в 2020-м.

Ключевое слово здесь — «наконец», и авторы его написали отнюдь не зря. Правда, где Янис и его продвинутые соседи, распродавшие коров и землю, найдут себе по пять работников, «Национальный план» не уточняет. А вопрос этот поистине судьбоносный.

Нынешняя ситуация такова: работников для Яниса нет, и все об этом знают. «Диена» опубликовала исследование сотрудников Латвийского университета на эту тему. «Крестьяне готовы платить за работу даже официально, с уплатой всех налогов, однако, как они говорят, людям просто неинтересно работать. Они лучше пойдут и станут «столатовиками», — говорит одна из авторов исследования Агнесе Цимдиня. «Работа больше не считается ценностью», — вторит ей Иева Раубишко и заключает, что воспетое в дайнах трудолюбие латышей — миф, если исходить из сегодняшних реалий.

Таким образом, «новая латышская мечта» — вдвое меньше работать по хозяйству, но чтобы доходы при этом росли — разбивается о грубую реальность. Янису банально не с кого слупить прибавочную стоимость, которая в долгосрочной перспективе компенсировала бы ему проданных коров.

И проблема эта не только экс-крестьянина Яниса. Любой работодатель, заведи с ним разговор о кадрах, застонет в голос. Нет, люди-то есть. Даже при том, что 200 тысяч самых активных разъехались по европам, в стране осталось 12% безработных. Но далеко не все хотят впахивать на Яниса.

Почему? Куда же подевалось хваленое латышское трудолюбие? Поскольку ничто не ново под луной, попробую одну историческую параллель. Похожая ситуация в Латвии уже была полтора века назад. Тогда немецкие бароны, растревоженные первой Атмодой, решили изменить национальный баланс в Остзейском крае в свою пользу. А для этого расселить на своих угодьях трудолюбивых немецких крестьян, вытеснив латышей с земли.

С немецкими крестьянами, однако, стало твориться что-то неладное. Едва вдохнув пьянящий воздух Курляндии, они напрочь теряли трудовые навыки. И нипочем не желали «стремиться к постоянному личному росту, с умом и целенаправленно использовать свои таланты, знания и навыки» (цитата из «Национального плана»).

«Жалобы на негодность переселившихся немецких крестьян носят всеобщий характер, и, возможно, они справедливы, — раздраженно писала Rigasche Zeitung в 1863 году. — Очень многие, быть может большинство немецких крестьян, ищут здесь не добытое в поте лица вознаграждение, а шкуру медведя, на которой можно удобно расположиться для отдыха. Господа же полагают, что они наняли усердных работников, готовых к любому труду и на любых началах... Но вскоре их взору предстает лицо человека брюзгливого, недовольного всем и вся».

А очень просто. Еще за 300 лет до этого Балтазар Рюссов писал о Ливонии: «Немцы в ней были распорядителями и правителями. И дворовый работник или ремесленник-подмастерье считал за большой стыд и безчестие ходить и путешествовать по этой стране пешком, потому что дворяне доставляли его даром друг к другу, ради немецкого языка... Всякий немец, ради немецкого языка, встречал любезный, приятный и гостеприимный прием и получал все бесплатно. Немцев также не назначали на презираемые должности, чтобы не причинить безчестия другим немцам. Одним словом, Ливония была такой страной, что все те, которые прибыли в нее из Германии, должны были думать и говорить: Livland — Blivland (Ливония — такою и останься!)».

За 300 лет ничего в Ливонии-Лифляндии так и не изменилось. И вот в 1860-х, прибыв на место и осознав, что помимо обычного списка профессий здесь существует «профессия немец», баварский или померанский крестьянин шел по пути наименьшего сопротивления. Какого, в самом деле, черта он должен пахать в поте лица, если ему все положено бесплатно уже потому, что он — немец!

И немецкая колонизация с треском провалилась. А немецкие бароны, в свою очередь, пошли по пути наименьшего сопротивления, продолжали жать соки из латышских крестьян и, надеясь протянуть так еще век-другой, повторяли заклинание Livland — Blivland. А то что там латыши чего-то бухтят, так для этого казаки есть.

«Мы привыкли к тому, что являемся титульной нацией, и нам комфортно. Мы делим между собой власть и посты. Русские же занимаются бизнесом, занимаются обслуживанием, занимаются своими делами. Все очень хорошо. И вдруг мы сейчас должны признать, что русские тоже должны управлять», — когда Кристиан Розенвалдс говорит это о нынешних латышах, он заодно описывает и мироощущение немецких баронов конца XIX века.

И точно так же, как и немцу в Ливонии, нынешнему латышу отнюдь не улыбается переть в столярку к Янису. Когда он может за те же деньги пойти в министерство или агентство такое, где «ради латышского языка он встретит любезный, приятный и гостеприимный прием». На худой конец есть Англия с Ирландией: работа — та же, зарплата — слаще.

В итоге весь «Национальный план», эта скопированая немецкая мечта Livland — Blivland с заменой Ганса на Яниса, благополучно повисает в воздухе. Его разработчикам хватило ума урезать 50 крепостных до 5 работников. Но увы им, на каждого немецкого барона Ганса действительно приходилось по 50 латышей. А на каждого Яниса, который возжелает стать «серым бароном», и 5 работников не напасешься.

Тут уж как хотите, а вариантов я вижу три. Фантастический: Янис выбивает из головы всю эту дурь про «уникальный дизайн», заводит трактор и едет пахать поле (а Анна — на дойку в коровник).

Апокалипсический: работники таки «наконец» появляются — их завозят из отдаленных местностей земного шара, где с трудовой этикой дела пока обстоят лучше, чем у нас. Правда, при соотношении пять работников к одному Янису латышей очень быстро постигнет участь немецких баронов.

Ну и третий вариант — у Яниса к 2020 году не остается ни коров, ни земли, а работников в столярке как не было, так и нет. И пойдет он, солнцем палимый, наниматься к новому хозяину (вместо немецкого барона это будет, скорее всего, шведский банкир), как и 150 лет назад. Положа руку на сердце, я ничего хорошего в таком варианте не вижу. Но именно он кажется мне наиболее реальным.