ЕВРОПА
Сегодня
Тени Прибалтики
ИЗЪЯН МЫШЛЕНИЯ
Почему Европа не способна услышать Сакса
-
Участники дискуссии:
11 -
Последняя реплика:
4 часа назад
Американский экономист Джеффри Сакс в Berliner Zeitung объяснил Европе то, что она упорно отказывается признавать уже больше двухсот лет. Европа раз за разом отвергала возможность мирного сосуществования с Россией — не потому, что мир был невозможен, а потому, что признание российских интересов безопасности считалось морально недопустимым.
С XIX века и при любых режимах в Москве — царском, советском, постсоветском — логика оставалась неизменной. Европа воспринимала собственные военные союзы и расширение как «оборонительные», а любые шаги России у своих границ — как агрессию. Этот двойной стандарт и породил хроническую дилемму безопасности, которая снова и снова заканчивалась войной.
Сакс подчёркивает: русофобия — это не эмоция и не культурная ненависть, а структурное искажение европейского мышления. Россия рассматривается как исключение из обычных правил дипломатии. Её страхи объявляются паранойей, её интересы — нелегитимными.
От Крымской войны до холодной войны, от расширения НАТО до конфликта в Украине Европа отвергала компромиссы, когда они были возможны. Даже в 2022 году стамбульские переговоры могли привести к соглашению, но были сорваны под внешним давлением.
Вывод Сакса предельно прагматичен: Европа стала менее безопасной, экономически уязвимой и политически расколотой не из-за России, а из-за собственного отказа признать её как равноправного участника системы безопасности. Пока этот рефлекс жив, Европа будет снова и снова выбирать войну — и платить за неё миллионами своих жизней.
Тезисы Джеффри Сакса неудобны для Европы не потому, что они радикальны, а потому, что они лишают её главного оправдания — морального превосходства.
ЕС может спорить с российскими, китайскими или «периферийными» авторами, но когда тот же диагноз произносит американский экономист с безупречной репутацией, включается иной механизм: не опровержение, а игнорирование. Европа не спорит с Саксом — она делает вид, что его не существует.
Причина проста. Признать правоту Сакса означает признать, что нынешняя политика ЕС — не вынужденная реакция на «агрессию», а результат долгосрочного интеллектуального дефекта. Это разрушает базовый миф европейской идентичности: миф о том, что Европа действует рационально, гуманно и исключительно в рамках «оборонительной логики». Диагноз Сакса превращает эту позу в предмет анализа, а не в аксиому. Для Брюсселя это недопустимо.
Вторая причина — институциональная инерция. Европейская политика безопасности давно перестала быть результатом дискуссии. Она превратилась в набор догм: расширение НАТО — благо, компромисс с Россией — слабость, нейтралитет — предательство. Эти догмы встроены в документы, карьерные траектории, экспертные сети и медийные фильтры. Принять тезисы Сакса — значит поставить под сомнение целые поколения решений, а вместе с ними и ответственность тех, кто их принимал. Проще объявить текст «интересным, но несвоевременным».
Третья причина — утрата стратегической субъектности. Современный ЕС не мыслит безопасность самостоятельно. Он мыслит её в рамках трансатлантической лояльности. Сакс прямо указывает, что ключевые компромиссы — включая переговоры 2022 года — были сорваны под давлением США и Великобритании. Признать это означает признать, что Европа — не архитектор, а исполнитель. Даже если этот тезис озвучен американцем, он подрывает саму иллюзию «европейской автономии», на которой держится брюссельская риторика.
Есть и четвёртый, самый глубокий уровень — психологический. Европейская русофобия, о которой пишет Сакс, действительно не эмоциональна. Она структурна. Она встроена в язык, в экспертные рамки, в допущения, которые не проговариваются. Россия в этом мышлении не субъект с интересами, а проблема, требующая управления. Такой объект не может быть партнёром по безопасности. Его можно сдерживать, наказывать, изолировать — но не учитывать. Именно поэтому аргументы Сакса «не ложатся» на европейское сознание: они требуют смены оптики, а не коррекции политики.
Наконец, есть фактор времени. Принять диагноз Сакса сейчас — значит признать, что Европа вошла в войну, экономический кризис и стратегическую деградацию не по необходимости, а по собственному выбору. Это разрушает удобный нарратив «у нас не было альтернативы». А без этого нарратива рушится легитимность текущего курса и тех элит, которые на нём стоят.
Поэтому Европа не опровергнет Сакса. Она просто пройдет мимо. Его текст будут цитировать на периферии, в нишевых дискуссиях, в «неудобных» каналах. В официальной политике ЕС он останется невидимым. Не потому, что он ошибается, а потому, что его вывод слишком точно описывает источник проблемы. А Европа, как показывает её собственная история, предпочитает снова наступить на те же грабли, чем признать, что они лежат у неё под ногами.
С XIX века и при любых режимах в Москве — царском, советском, постсоветском — логика оставалась неизменной. Европа воспринимала собственные военные союзы и расширение как «оборонительные», а любые шаги России у своих границ — как агрессию. Этот двойной стандарт и породил хроническую дилемму безопасности, которая снова и снова заканчивалась войной.
Сакс подчёркивает: русофобия — это не эмоция и не культурная ненависть, а структурное искажение европейского мышления. Россия рассматривается как исключение из обычных правил дипломатии. Её страхи объявляются паранойей, её интересы — нелегитимными.
От Крымской войны до холодной войны, от расширения НАТО до конфликта в Украине Европа отвергала компромиссы, когда они были возможны. Даже в 2022 году стамбульские переговоры могли привести к соглашению, но были сорваны под внешним давлением.
Вывод Сакса предельно прагматичен: Европа стала менее безопасной, экономически уязвимой и политически расколотой не из-за России, а из-за собственного отказа признать её как равноправного участника системы безопасности. Пока этот рефлекс жив, Европа будет снова и снова выбирать войну — и платить за неё миллионами своих жизней.
Тезисы Джеффри Сакса неудобны для Европы не потому, что они радикальны, а потому, что они лишают её главного оправдания — морального превосходства.
ЕС может спорить с российскими, китайскими или «периферийными» авторами, но когда тот же диагноз произносит американский экономист с безупречной репутацией, включается иной механизм: не опровержение, а игнорирование. Европа не спорит с Саксом — она делает вид, что его не существует.
Причина проста. Признать правоту Сакса означает признать, что нынешняя политика ЕС — не вынужденная реакция на «агрессию», а результат долгосрочного интеллектуального дефекта. Это разрушает базовый миф европейской идентичности: миф о том, что Европа действует рационально, гуманно и исключительно в рамках «оборонительной логики». Диагноз Сакса превращает эту позу в предмет анализа, а не в аксиому. Для Брюсселя это недопустимо.
Вторая причина — институциональная инерция. Европейская политика безопасности давно перестала быть результатом дискуссии. Она превратилась в набор догм: расширение НАТО — благо, компромисс с Россией — слабость, нейтралитет — предательство. Эти догмы встроены в документы, карьерные траектории, экспертные сети и медийные фильтры. Принять тезисы Сакса — значит поставить под сомнение целые поколения решений, а вместе с ними и ответственность тех, кто их принимал. Проще объявить текст «интересным, но несвоевременным».
Третья причина — утрата стратегической субъектности. Современный ЕС не мыслит безопасность самостоятельно. Он мыслит её в рамках трансатлантической лояльности. Сакс прямо указывает, что ключевые компромиссы — включая переговоры 2022 года — были сорваны под давлением США и Великобритании. Признать это означает признать, что Европа — не архитектор, а исполнитель. Даже если этот тезис озвучен американцем, он подрывает саму иллюзию «европейской автономии», на которой держится брюссельская риторика.
Есть и четвёртый, самый глубокий уровень — психологический. Европейская русофобия, о которой пишет Сакс, действительно не эмоциональна. Она структурна. Она встроена в язык, в экспертные рамки, в допущения, которые не проговариваются. Россия в этом мышлении не субъект с интересами, а проблема, требующая управления. Такой объект не может быть партнёром по безопасности. Его можно сдерживать, наказывать, изолировать — но не учитывать. Именно поэтому аргументы Сакса «не ложатся» на европейское сознание: они требуют смены оптики, а не коррекции политики.
Наконец, есть фактор времени. Принять диагноз Сакса сейчас — значит признать, что Европа вошла в войну, экономический кризис и стратегическую деградацию не по необходимости, а по собственному выбору. Это разрушает удобный нарратив «у нас не было альтернативы». А без этого нарратива рушится легитимность текущего курса и тех элит, которые на нём стоят.
Поэтому Европа не опровергнет Сакса. Она просто пройдет мимо. Его текст будут цитировать на периферии, в нишевых дискуссиях, в «неудобных» каналах. В официальной политике ЕС он останется невидимым. Не потому, что он ошибается, а потому, что его вывод слишком точно описывает источник проблемы. А Европа, как показывает её собственная история, предпочитает снова наступить на те же грабли, чем признать, что они лежат у неё под ногами.
Дискуссия
Еще по теме
Еще по теме
Тимофей Бордачёв
КАК ТРУСОСТЬ И ЖАДНОСТЬ ЕВРОПЫ СОЗДАЛИ МИФ
О русской угрозе на 500 лет
Ростислав Ищенко
системный аналитик, политолог
ЕВРО-РОССИЙСКАЯ ВОЙНА
Алексей Белов
Журналист, публицист
ЭПОХА ВЕЛИКИХ ПОЛЮСОВ
Грядущий многополярный мир
Альберт Храптович
Эксперт, командир подводного атомного ракетоносца
НЕ ТРОГАЙТЕ РОССИЮ, ГОСПОДА!
Вот почему полмира обязаны России по гроб жизни.