Окончание. Начало — здесь
 

Видимо, политические оппоненты России на Западе предвидели такую возможность еще в период развала СССР и с самого начала стали закладывать идеологические мины в фундамент будущего сближения постсоветских государств с Россией. В сознание народов этих государств закладывалась морально-психологическая установка на травмированное национальное самолюбие. Они представлялись как жертвы российской и особенно русской оккупации, насилия со стороны Москвы, которая подавляла или игнорировала их национальные интересы и ценности. Ну а доктрина преемственности с досоветской государственностью была призвана закрепить эти установки юридически, причем в базовых правовых документах постсоветских государств, которые очень не просто отменить и даже изменить. Одно дело учебники истории, которые можно переписать и начать учить людей по-новому, другое дело — конституционные акты, изменение которых — сложная политическая проблема.
 
В то же время необходимо заметить, что доктрина преемственности с досоветской государственностью прижилась не везде. В Армении, например, она успеха не имела. И это подводит к одному важному выводу. Эта доктрина утвердилась именно в тех странах, где в ней были заинтересованы новые элиты, пришедшие к власти на волне распада СССР. Эти элиты увидели в данной доктрине возможность реализовать собственные интересы. Прежде всего, они использовали эту доктрину, чтобы оформить привилегированное положения титульных наций своих государств, а следовательно и самих себя как лидеров этих наций. А это давало огромные преимущества в обеспечении доступа к власти, а через нее к приватизации бывшей общественной собственности.
 
Наиболее рельефно эта линия была проведена в Латвии и Эстонии, где все жители, приехавшие в эти республики после 1940 года, и их потомки были объявлены оккупантами. Они были лишены важнейших политических и гражданских прав, что немедленно изменило баланс внутриполитических сил в пользу титульных этносов и перекрыло представителям русской общины доступ к власти, а следовательно, и к контролю над ключевыми объектами экономики. Неграждане были ущемлены даже в доступе к приватизации общедоступных объектов собственности.
 
В Грузии и Азербайджане этот процесс имел свои особенности. Там объектом национальной дискриминации стали не столько русские общины, которые были относительно малочисленными, сколько другие национальные меньшинства, проживающие на территориях данных республик. В Грузии это были осетины, абхазы и армяне. В Азербайджане — лезгины, талыши и тоже армяне.
 
В частности, доктрина преемственности с досоветской государственностью была использована грузинскими и азербайджанскими властями, чтобы обосновать принадлежность к своим государствам национальных автономий, созданных в советский период в Грузии и Азербайджане. А также — не допустить удовлетворения требований национальных меньшинств о создании новых автономий. Баку, например, ссылается на то, что Нагорный Карабах формально входил в состав Азербайджанской демократической республики (АДР). Тот факт, что АДР не осуществляла физический контроль над Нагорным Карабахом до установления там советской власти, азербайджанским официозом игнорируется. Что касается лезгин и талышей, то поскольку в составе АДР, просуществовавшей всего два года, они своих автономий не имели, то и впредь не должны на это претендовать. Хотя попытка создания талышской автономии в постсоветский период имела место.
 
Власти Грузии поступили еще более прямолинейно. В феврале 1992 года они просто восстановили Конституцию 1921 года. В ней Абхазия объявлялась «неотделимой частью Грузинской республики», которой предоставляется «автономное правление в местных делах». То есть автономный статус республики понижался до минимума. А Южная Осетия, как автономное образование, в этой конституции вообще отсутствует, являясь просто частью одной из провинций Грузии. Не случайно, эти нововведения были в штыки восприняты и в Абхазии и в Южной Осетии и привели к их отделению к от Грузии.
 
Другим специфическим интересом постсоветских элит Прибалтики и Закавказья в применении доктрины преемственности с досоветской государственностью являлся их расчет на то, что это может послужить идеологическим обоснованием для выдвижения территориальных и материальных претензий к своим соседям, и прежде всего, к России. Ведь многие из них полагали, что Россия будет и дальше распадаться и им возможно удастся отхватить свой кусок, как это было в период распада Российской Империи.
 
Так, Латвия официально заявляла о своих претензиях на Пыталовский район Псковской области, а Эстония — на Печорский район Псковской области. В Литве время от времени раздаются призывы за отделение от России Калининградской области, видимо, с намерением затем эту область аннексировать точно также, как был в свое время аннексирован немецкий Мемель (Клайпеда). Грузия, особенно во времена президента Гамсахурдия, озвучивала претензии на территорию от Адлера до Туапсе, которую грузинские войска временно оккупировали в 1918 году, но были выбиты оттуда армией Деникина. Азербайджан в последнее время на уровне президента высказывает претензии на территорию Армении, в частности, на Зангезур.
 
В странах Прибалтики была также проведена очень обстоятельная работа по использованию доктрины преемственности с досоветской государственностью для выдвижения к России претензий о компенсации ущерба, якобы, нанесенного «советской оккупацией». Там были созданы специальные парламентские комиссии, подготовлены соответствующие доклады, где назывались астрономические суммы ожидаемой компенсации. В Литве в 2000 году был даже принят специальный закон «О возмещении ущерба, причиненного оккупацией СССР». Эта тема и сейчас продолжает время от времени подниматься на официальном уровне в каждой из трех прибалтийских государств.
 
В странах Закавказья эта работа системно не велась, но претензии о компенсации время от времени озвучивались различными политиками и политологами. В Грузии, например, о таких претензиях заявлял председатель комиссии парламента по восстановлению территориальной целостности Шота Малашхия. В октябре 2011 года он сообщил прессе, что Грузия вместе с другими странами потребует возмещения ущерба от России как правопреемника СССР. В числе таких «пострадавших от российской оккупации стран» Малашхия назвал государства Прибалтики, Румынию, Молдавию, Афганистан, Украину и Польшу. Эта инициатива, однако, не получила развития.
 
В Азербайджане с похожими заявлениями выступал депутат Милли меджлиса от партии «Ана Вэтэн» Захид Орудж. В 2005 году он, в частности, предложил начать формирование специальной комиссии, призванной подсчитать сумму компенсации, которую Россия должна выплатить Азербайджану в счет погашения ущерба, нанесенного в период Российской Империи и СССР. Он также отметил, что в этом вопросе Азербайджан должен стоять в одном ряду со странами Прибалтики. А в январе 2010 года Орудж предложил потребовать от Москвы компенсацию на сумму 1 млрд. долларов за ущерб нанесенный вводом советских войск в Азербайджан 20 января 1990 года. Однако, эти инициативы не были поддержаны властями Азербайджана и не  получили дальнейшего развития.
 
Думается, что меньшее усердие грузинских и азербайджанских властей в плане выдвижения материальных претензий к России связано с тем, что они понимают уязвимость собственной позиции в этом вопросе. Ведь при предъявлении таких претензий и Грузия и Азербайджан могут сразу же натолкнуться на встречные претензии, причем не из далекого исторического прошлого, а из реального настоящего. К Грузии, например, вполне могут быть предъявлены претензии за войны, развязанные в Южной Осетии и Абхазии. При этом еще живо большинство людей пострадавших в тех событиях и родственников погибших.
 
Азербайджану вполне реально могут быть предъявлены претензии за армянские погромы и этническую чистку армян на своей территории. Здесь тоже имеется множество пострадавших и реальных свидетелей тех событий. Кстати, ввод советских войск в Баку в январе 1990 года был осуществлен как раз для предотвращения этих погромов. Поэтому власти Грузии и Азербайджана, избегают выдвигать официальные материальные претензии к России, но продолжают муссировать этот вопрос как средство идеологического воздействия на Москву при помощи второстепенных политических фигур, историков и политологов.
 
Рассматривая общие итоги применения доктрины преемственности с досоветской государственностью на постсоветском пространстве, можно констатировать, что эта политика дала весьма ограниченные результаты. Если цель закрепления исторической легитимности постсоветских республик в международном контексте в целом была достигнута, то исторической делегитимации СССР добиться не удалось. Более того, как свидетельствуют опросы общественного мнения на постсоветском пространстве и даже в Восточной Европе, интерес и симпатии к советскому периоду истории этих народов в последнее время даже возросли.
 
Элиты Азербайджана, Грузии и стран Прибалтики также не смогли полностью реализовать те цели, которых планировали достичь. Захватив власть и собственность, они тем не менее не смогли подчинить, изгнать или ассимилировать национальные меньшинства, проживавшие на территориях этих республик. Вследствие межэтнических конфликтов, Грузия и Азербайджан понесли значительные территориальные потери. А на оставшейся под их контролем территории сохраняются межэтнические противоречия. В Грузии — с армянским меньшинством в Джавахетии, в Азербайджане — с талышским и лезгинским меньшинством. В Латвии и Эстонии русские общины консолидировались и продолжают борьбу за свои права. Там сохраняется ситуация латентного межнационального конфликта. В Литве польское меньшинство также консолидировалось. Более того, оно получает поддержку польских властей, а это переводит имеющиеся межнациональные противоречия в плоскость национально-территориального конфликта.
 
Одним словом, доктрина преемственности с досоветской государственностью не только не способствовала укреплению устойчивости стран постсоветского пространства, но привнесла в их внутреннюю политику постоянную угрозу дестабилизации. Однако самое важное состоит в том, что оппонентам России не удалось достичь главной цели — предотвратить развитие процесса реинтеграции постсоветского пространства. Формирующийся Евразийский Экономический Союз становится все более привлекательным проектом для бывших советских республик. Именно поэтому сейчас так резко обострилась борьба по тематике советского периода российской истории, причем не только внутри России, но и в широком международном контексте.
 
 
 
Доклад на международной научной конференции «Концепции государственного континуитета новейшего времени. Историко-юридические и сравнительные аспекты (Москва, 6-7 февраля 2014 года).