Сегодня – годовщина пакта Молотова-Риббентропа, одного из самых трагичных событий в истории СССР. Я не оговорился – не Польши, не Латвии, а именно СССР. На первое место пострадавших в результате договора 23 августа 1939 года я бы поставил именно Советский Союз. Объясню, почему.

К годовщине пакта Молотова-Риббентропа (далее ПМР) я вот уже несколько лет читаю тексты двух типов. В одних пакт клеймят преступным. В других превозносят как мудрый акт советского руководства.

Чем дальше, тем больше мне кажется, что вторая оценка непосредственно обусловлена первой. В мире есть немало людей, желающих выставить себя жертвами пакта – и соответственно демонизирующих ПМР. С другой стороны «в ответку» пишут то же самое, только поменяв знак с минуса на плюс. Предлагаю пойти не встречным, а перпендикулярным путем.

Вот перечень «выгод», которые традиционно связывали с пактом. Он 1) позволил оттянуть войну почти на два года и дал время СССР перевооружиться и укрепить армию; 2) позволил присоединить новые территории, увеличив глубину обороны на 200-300 км; 3) увеличив территорию СССР, сделал его после войны экономически и политически сильнее; 4) наконец, позволил реализовать вековую мечту украинского и белорусского народа о воссоединении.


Давайте по пунктам

1) За два года перевооружилась не только РККА — еще более эффективно это сделал вермахт. Приведу только один пример — танковый.

На сентябрь 1939 года в вермахте числилось 1445 танков Pz.I (46,4% всей численности панцерваффе). Впрочем, гордое слово «танк» не совсем подходит для этого рыдвана без пушки – его вооружение составляли два пулемета. Ни в каком виде противостоять советскому танковому парку он не мог.

«Германский танк, являющийся основой вооружения новых бронетанковых дивизий в Германии, оказался весьма посредственным и неприменимым оружием [В Испании]. Во многих случаях танки этого типа вынуждены были сдаваться, как только попадали под пулеметный или даже ружейный огонь пехоты» (Г. Клотц «Уроки Гражданской войны в Испании». М., Воениздат, 1938).

А вот современных «троек» — Pz.III — на тот же сентябрь было всего 118 штук.
К июню 1941 года соотношение меняется до «ровно наоборот»: «единичек» остается в войсках 74 штуки, а «троек» — 1325. Тех самых «троек», которые могли уверенно бороться с любыми типами советских танков, за исключением КВ. Но за два года войны немцы получили достаточный боевой опыт (в частности, в борьбе с английскими «матильдами» и французскими B1bis), чтобы найти эффективные приемы и против КВ.

А в целом полученный немцами в 1939-40 гг. бесценный боевой опыт оказался важнее всякой техники. Именно он стал тем фактором, который во многом обусловил победы вермахта и поражения РККА в начальный период войны.


2) О глубине обороны. Да, на первый взгляд, Западные Украина и Белоруссия и впрямь ценный подарок — прирезали аж 200–300 км. Ведь в 1941–м немцев притормозили в 30 км от Москвы. И если бы не эти «лишние» 200 километров…

Но дело в том, что глубина обороны никогда не считалась в России проблемой — не Израиль все таки. Проблемой №1 для России/СССР были сроки развертывания. Чтобы встретить удар противника, армии и корпуса нужно погрузить в эшелоны и быстро протолкнуть из мест постоянной дислокации по железным дорогам на границу. Быстро у России не получалось в силу очевидной причины — расстояния другие.

В 1914 году эту проблему решили за счет союза с Францией, против которой немцы бросили 7 армий из 8, а мы смогли без помех развернуть армии в Польше.

СССР перед войной строил на старой границе линию укрепрайонов. Они и должны были прикрыть развертывание Красной армии. В 1939-м границу резко перенесли на запад. «Мы увидели, насколько уменьшились теперь наши возможности для стратегического сосредоточения и развертывания войск в случае войны», — развел руками в мемуарах генерал Сандалов, в 1939 году — начальник оперативного отдела штаба Белорусского округа.

Маршал Бирюзов вспоминал, что тогдашний начальник Генштаба Шапошников «предлагал основные силы этих (западных) округов держать в рамках старой государственной границы за линией мощных укрепленных районов, а во вновь освобожденные области Западной Белоруссии и Западной Украины, а также в Прибалтику выдвинуть лишь части прикрытия».

И то сказать, дороги тут отвратительные, казарм мало, укрепрайоны нужно возводить с нуля, ж/д колею перешивать. Лет через пять-десять и эту территорию привели бы в порядок. Но предложение Шапошникова не прошло, а история отпустила на все про все меньше двух лет.

Когда за неделю до войны Сталин срочно поднял по тревоге армии внутри страны и бросил их к границе, то они банально не успели туда прибыть и усилить тонкую линию стоящих на границе дивизий. В итоге немцы били нас по частям — сначала приграничные армии, потом армии второго эшелона.

Вот вам и лишние 300 км.


3) А что такого уж ценного СССР получил в лице Западной Украины и Западной же Белоруссии, а также стран Балтии в экономическом смысле? Какие уникальные технологии, редкие полезные ископаемые?

Все, что та же Латвия давала в общесоюзную копилку, будь то «Альфа» или РВЗ, — на союзные деньги и возводилось. Рабочая сила? Так ее тоже всю дорогу пришлось ввозить. Вообще, если мы подсчитаем, сколько СССР получил от Латвии и сколько в нее вложил, то я не уверен, что первая сумма будет выше.

Военные базы? Но самая большая группировка Советской армии стояла в формально независимой ГДР.

Может быть, новые приобретения политически усилили СССР? Как раз наоборот. Для начала Москва поимела две серьезные партизанские войны – в Литве и Западной Украине. А на излете 1980-х именно Прибалтика и Западная Украина стали катализаторами развала Союза.

4) Мне довелось в конце 1980–х служить в армии с ребятами из Львова. Они дали бы фору любому из тогдашних наших латышских националистов. Хотя бы потому, что у них список претензий к «москалям» тянулся аж со времен Богдана Хмельницкого, какой вам тут 1940-й… Это были абсолютно антимосковски настроенные хлопцы.

Был еще у нас парень из Харькова – тоже украинец по паспорту. Небо и земля.
И я, конечно, не специалист по этнографии, но есть у меня серьезные сомнения, можно ли называть одним словом «украинцы» тех, кто живет во Львове и в Харькове? Да, язык один (хотя я слышал жалобы восточных украинцев на засилье «галицизмов» и «полонизмов» в современном украинском). Но чехи и словаки так и не стали одной чехословацкой нацией, несмотря на изумительную схожесть языков.

Про сербов и хорватов и не говорю, хотя язык у них так и называется – сербо-хорватский. Чехи и словаки, сербы и хорваты веками жили в разных государствах. Как Галиция с Донбассом. В итоге у них разные истории, разные герои, разные праздники. У одних герой Бандера, у других Ватутин. Это — один народ?

А теперь представьте себе Украину без ее семи «западенских областей»! Кто бы там голосовал за Ющенко? Крамольная мысль: а может, без западенцев вообще не было бы Беловежских соглашений в 1991–м? И эта мысль не только меня посетила. Доминик Ливен (автор книги «Российская империя и ее враги с XVI века до наших дней»): «Если бы Сталин не аннексировал балтийские провинции и, что еще важнее, Западную Украину, то впоследствии сплотился какой-то Советский или Российский Союз, какая то федерация славянских республик и, может быть, Казахстана. Это было возможно».


5) Резюмирую. ПМР серьезно осложнил положение СССР в начале войны. После войны включенные в состав СССР территории обошлись ему «по нулям» в экономическом плане. Эти же территории резко ослабили его в политическом отношении на рубеже 1980-1990-х.

При этом я бесконечно далек от стремления пнуть «глупого Сталина». Уж не глупее Чемберлена был политик. И в 1939-м — июне 1940-го пакт действительно смотрелся прекрасным, почти бисмарковским ходом на европейской шахматной доске. Они там дерутся, а СССР копит силы.

Вот с июня 1940-го он смотрелся уже не так интересно – они уже не дерутся, а силы пока не накоплены. А с июня 1941-го ПМР не смотрелся уже вообще никак… Так же с сентября 1939-го выглядел Мюнхенский пакт Чемберлена – роковой ошибкой. Просто на всякого мудреца довольно простоты, и эту «простоту» Гитлер Сталину в 1940-м году продемонстрировал в полной мере: кто мог подумать, что он так быстро разберется с Францией?


6) Что из всего этого вытекает? Осуждение пакта? Да нет, Съезд народных депутатов СССР уже осудил его 24 декабря 1989 года – сколько ж можно? Что еще? Оккупация? Позвольте, вот председатель Комиссии историков при администрации президента Латвии Инесис Фелдманис рассказывает «Неаткариге»: «…17 июня 1940 года стало огромной неожиданностью для немцев». То есть ПМР и 17 июня 1940 года никак не связаны, раз немцы сами не ожидали.

А 23 августа — да, конечно, помним-скорбим, а как же – есть причины!

Я, собственно, к чему веду? Можно доказывать и исключительную полезность, и даже пушистость ПМР. Но если все время твердить «брито» на каждое «стрижено», «белое» на каждое «черное», то рано или поздно есть риск начать мыслить, как твои визави-ревизионисты — только с обратным знаком. А мыслят-то они по большей части примитивно. Как и положено мыслить идеологически зашоренным людям. Даром что идеология у них теперь «национальная», а не коммунистическая.

Так и не пошли бы они к черту! Будем выносить свои оценки не в зависимости от их оценок, просто меняя знак, — а сами по себе.

По-моему, так интереснее.