ЛАТВИЯ. ИСТОРИЯ
22.09.2025
Николай Лазар
ГЛАВНОЕ В РАССЛЕДОВАНИИ НЕ ВЫЙТИ НА САМИХ СЕБЯ
Красный террор как скрепа национализма и его самое уязвимое место
-
Участники дискуссии:
915 -
Последняя реплика:
18 дней назад
Леонид Соколов,
Johans Ko,
Сергей Леонидов,
Юрий Васильевич Мартинович,
Ярослав Александрович Русаков,
Борис Мельников,
Kęstutis Čeponis,
Vladimir Kirsh,
Леонид Кулешов
Пятого сентября в Риге прошло памятное мероприятие, посвященное жертвам красного террора. Прошло оно возле Музея оккупации, который находится в здании бывшего музея Красных латышских стрелков. Немного терпения — и вы оцените эту историческую иронию.
Дата привязана к публикации «декрета о Красном терроре», изданного в далёком 1918 году. Надо учесть, что в Латвии — как в порядочной бывшей советской республике — это не единственная «красная» дата в календаре памяти. Здесь таких дат аж три. Помимо сентябрьской даты это 25 марта — День памяти жертв коммунистического геноцида и 14 июня — День памяти жертв коммунистического террора.
Удивляться не приходится. «Ужасы коммунизма» — это одна из важнейших скреп националистической пропаганды и усиленно конструируемого в последние десятилетия нового национального мифа, не имеющая с историей страны практически ничего общего. И здесь Латвия, Литва и Эстония мало отличаются от вчерашних сестёр по Советскому Союзу, взращивавших у своего населения комплекс жертвы по национальному признаку. Ведь антикоммунизм быстро перерос в банальную русофобию благодаря одной простенькой подмене.
Всех большевиков внезапно записали в русские. А значит, все «ужасы» коммунистического режима тут же приобрели конкретный национальный окрас. В России по схожим лекалам большевиков из русских технично «выписали» — коммунисты в мифотворчестве местных националистов превратились в интернациональную орду из кровожадных инородцев (латышей, китайцев, киргизов, украинцев и т.д.), руководимых вождями, скрывавшими за псевдонимами свои отвратительные еврейские фамилии. Тут, надо признать, особо ничего изобретать не пришлось: к месту пришлись наработки черносотенцев и старины Геббельса.
Эти метаморфозы едва ли были оправданы исторически, зато максимально отвечали политическим целям современности. Они объясняли обывателю в бывших республиках, почему жизнь в маленьком национальном экономически несамостоятельном государстве ценнее общего пространства и большой Родины. Они же объясняли народу бывшей РСФСР, почему распад огромной и могучей страны — это благо, ведь русские якобы избавились от «лишних ртов», порождений «русофобского ленинского интернационала».
Таким образом, красный террор — практически идеальный сюжет, вписывающийся в мифологию новиопского национализма вне зависимости от того, о какой республике мы говорим. Главное для пропагандистов — действовать выборочно, подбирая наиболее слезоточивые факты, но затирая определённые детали и взаимосвязи. Почему это так важно? Потому что красный террор в его исторической полноте — это полный разрыв шаблона и удар именно по национальному мифу об угнетении и «культе жертвы».
И тут мы возвращаемся к Латвии с её замалчиванием роли Красных стрелков в красном же терроре. Начнём с того, что именно выходцами из Латвии являются весьма знаковые фигуры в, мягко скажем, истории советских органов госбезопасности. Взять хотя бы Теодора (или, более привычно, Фёдора) Эйхманса, уроженца хутора Вец-Юдули. Пройдя через горнило Первой мировой как раз в составе дивизии латышских стрелков, он уже в 1917 году в возрасте 20 лет вступил в РКП(б), а в 1918-м стал сотрудником Петроградской ЧК. Именно Эйхманс был первым комендантом Соловецкого лагеря особого назначения, а вершиной его карьеры стало руководство всей системой управления лагерей (барабанная дробь) — ГУЛАГом.
Или товарищ Мартын Лацис — он же Мартиньш Янович, он же Ян Судрабс. Сын латышского батрака и настоящая гроза классовых врагов молодого советского государства. Большевик с дореволюционным стажем, опытнейший «нелегал». «В революции», как тогда говорили, аж с 1905 года. Именно Лацису, на тот момент видному чекисту, принадлежат строки, опубликованные в ноябре 1918 года.
Дата привязана к публикации «декрета о Красном терроре», изданного в далёком 1918 году. Надо учесть, что в Латвии — как в порядочной бывшей советской республике — это не единственная «красная» дата в календаре памяти. Здесь таких дат аж три. Помимо сентябрьской даты это 25 марта — День памяти жертв коммунистического геноцида и 14 июня — День памяти жертв коммунистического террора.
Удивляться не приходится. «Ужасы коммунизма» — это одна из важнейших скреп националистической пропаганды и усиленно конструируемого в последние десятилетия нового национального мифа, не имеющая с историей страны практически ничего общего. И здесь Латвия, Литва и Эстония мало отличаются от вчерашних сестёр по Советскому Союзу, взращивавших у своего населения комплекс жертвы по национальному признаку. Ведь антикоммунизм быстро перерос в банальную русофобию благодаря одной простенькой подмене.
Всех большевиков внезапно записали в русские. А значит, все «ужасы» коммунистического режима тут же приобрели конкретный национальный окрас. В России по схожим лекалам большевиков из русских технично «выписали» — коммунисты в мифотворчестве местных националистов превратились в интернациональную орду из кровожадных инородцев (латышей, китайцев, киргизов, украинцев и т.д.), руководимых вождями, скрывавшими за псевдонимами свои отвратительные еврейские фамилии. Тут, надо признать, особо ничего изобретать не пришлось: к месту пришлись наработки черносотенцев и старины Геббельса.
Эти метаморфозы едва ли были оправданы исторически, зато максимально отвечали политическим целям современности. Они объясняли обывателю в бывших республиках, почему жизнь в маленьком национальном экономически несамостоятельном государстве ценнее общего пространства и большой Родины. Они же объясняли народу бывшей РСФСР, почему распад огромной и могучей страны — это благо, ведь русские якобы избавились от «лишних ртов», порождений «русофобского ленинского интернационала».
Таким образом, красный террор — практически идеальный сюжет, вписывающийся в мифологию новиопского национализма вне зависимости от того, о какой республике мы говорим. Главное для пропагандистов — действовать выборочно, подбирая наиболее слезоточивые факты, но затирая определённые детали и взаимосвязи. Почему это так важно? Потому что красный террор в его исторической полноте — это полный разрыв шаблона и удар именно по национальному мифу об угнетении и «культе жертвы».
И тут мы возвращаемся к Латвии с её замалчиванием роли Красных стрелков в красном же терроре. Начнём с того, что именно выходцами из Латвии являются весьма знаковые фигуры в, мягко скажем, истории советских органов госбезопасности. Взять хотя бы Теодора (или, более привычно, Фёдора) Эйхманса, уроженца хутора Вец-Юдули. Пройдя через горнило Первой мировой как раз в составе дивизии латышских стрелков, он уже в 1917 году в возрасте 20 лет вступил в РКП(б), а в 1918-м стал сотрудником Петроградской ЧК. Именно Эйхманс был первым комендантом Соловецкого лагеря особого назначения, а вершиной его карьеры стало руководство всей системой управления лагерей (барабанная дробь) — ГУЛАГом.
Или товарищ Мартын Лацис — он же Мартиньш Янович, он же Ян Судрабс. Сын латышского батрака и настоящая гроза классовых врагов молодого советского государства. Большевик с дореволюционным стажем, опытнейший «нелегал». «В революции», как тогда говорили, аж с 1905 года. Именно Лацису, на тот момент видному чекисту, принадлежат строки, опубликованные в ноябре 1918 года.
Для нас нет и не может быть старых устоев морали и «гуманности», выдуманных буржуазией для угнетения и эксплуатации «низших классов». Наша мораль новая, наша гуманность абсолютная, ибо она покоится на светлом идеале уничтожения всякого гнёта и насилия. Нам всё разрешено, ибо мы первые в мире подняли меч не во имя закрепощения и угнетения кого-либо, а во имя раскрепощения от гнёта и рабства всех…
Жертвы, которых мы требуем, жертвы спасительные, жертвы, устилающие путь к Светлому Царству Труда, Свободы и Правды. Кровь. Пусть кровь, если только ею можно выкрасить в алый цвет серо-бело-чёрный штандарт старого разбойного мира. Ибо только полная бесповоротная смерть этого мира избавит нас от возрождения старых шакалов, тех шакалов, с которыми мы кончаем, кончаем, миндальничаем, и никак не можем кончить раз и навсегда…
Как несложно догадаться, отметился Лацис в истории революции не только лозунгами. Мягко скажем.
Подчеркну: эти фамилии здесь не для того, чтобы взвалить на сегодняшних латышей груз ответственности за что-либо. Нет. И не ради демонизации давно ушедших исторических деятелей. Их место — в истории. С нравами и обстоятельствами их ураганной эпохи. Эти фамилии здесь лишь для того, чтобы показать нелепость конструкта национального угнетения.
И буквально на пальцах доказать, что история у нас у всех — общая. Как бы ни старались элиты и их пропагандистская обслуга.
Подчеркну: эти фамилии здесь не для того, чтобы взвалить на сегодняшних латышей груз ответственности за что-либо. Нет. И не ради демонизации давно ушедших исторических деятелей. Их место — в истории. С нравами и обстоятельствами их ураганной эпохи. Эти фамилии здесь лишь для того, чтобы показать нелепость конструкта национального угнетения.
И буквально на пальцах доказать, что история у нас у всех — общая. Как бы ни старались элиты и их пропагандистская обслуга.
Дискуссия
Еще по теме
Еще по теме
Андрей Разумов
КОРОЛЕВСТВО КРИВЫХ ЗЕРКАЛ
Демонизация советского периода
Георгий Зотов
Журналист
В ПРЕДБАННИКЕ ОКОЛО КПП НА ГРАНИЦЕ СИДЕЛИ ЧЕТВЕРО
Следователь смотрел на высылаемых с откровенной неприязнью.
Борис Мельников
Былина о рижской «Даугаве»
Только для любителей футбола
Мария Майкофис
Журналист, историк культуры
1962 год. Хрущевская оттепель
Демонтаж сталинской системы