Читаю газету «Ригас балсс» в лихих 90-х. «Неизвестный», «Неизвестный», «Неизвестный» — каждую неделю 3-4 человека. Газета публикует списки умерших рижан. Кажется, что идет невидимая война, падают неслышимые бомбы и на улицах моего города гибнут неопознанные люди. Они не могли заявить: «Хотим жить, не надо перемен!» Их никто не слушал. Задумываюсь – а смог бы я так шагнуть в смертельный зимний сугроб?

Погибших не воскресить. Все, что мы можем – помянуть их тихим благодарным словом и не считать их «лузерами» или «оккупантами», не умевшими правильно жить. Мы сами, часто того не замечая, создаем времена, в которых трудно выжить, оставаясь человеком. Можно только покорится ситуации и умирать солдатом или бомжом...

Илларион Гирс в комментариях IMHO напомнил, что 23 года назад Народный фронт Латвии (НФЛ) принял программу, в пункте 2.5 которой было сказано: «НФЛ выступает за то, что гражданство получают постоянные жители Латвии, которые декларируют свое желание обрести гражданство Латвии и несомненно связывают свою судьбу с латвийским государством». Эта цель до сих пор не достигнута.

В НФЛ было много народу – около 200 000. Все боролись за гласность, за свободу, за рыночную экономику, за право частной собственности и за лучшую жизнь. Лидеры НФЛ обещали Латвии стабильность и мирное развитие, которого так не хватало в кровавом ХХ веке. После победы НФЛ все эти лидеры постепенно умолкли и где-то тихо отсиживаются – кто в Европарламенте, кто в собственном имении, а кто в честной бедности. Снова произошло то, о чем все уже много раз слышали — «революцию осуществляют идеалисты, а плодами ее пользуются проходимцы».

Владимир Линдерман, решительно продвигающий сегодня референдум по гражданству и автономию Латгалии, был народнофронтовцем, редактором русскоязычного выпуска газеты НФЛ «Атмода». Я нашел в своем архиве эти газеты и снова убедился, что русскоязычные и латышскоязычные народнофронтовцы были едины в своих стремлениях.

Я тоже был народнофронтовцем и тоже старался влиять на политику как член ЛСДРП (партии, выжившей в эмиграции и иногда упоминающийся в учебниках истории). Нас с г-ном Линдерманом объединяли общие цели и обещания, данные обществу лидерами НФЛ от нашего имени. Но сегодня я убежден, что стремление угрозами и запугиванием добиться от правящих партий обещанного НФЛ гражданства ведет дело к трагическим жертвам, несмотря на благие заверения г-на Линдермана.

Постараюсь объяснить так, чтобы реальная опасность не почудилась историческим курьезом. Смешное в том, что, как и 100 лет назад, спор снова о различиях большевистской (насильственной) и социал-демократической (прагматичной) политики. История повторяется в виде фарса, но и фарс может стать кровавым, если повторно наступать на исторические грабли.

Как и в предреволюционной России, в СМИ Латвии (в публикациях и комментариях) ясно просматривается опасная цепочка: непонимание — страх — ненависть — преднасильственные настроения. Предотвратить насилие можно укреплением понимания, а не нагнетанием страха или призывами возлюбить ненавистное.

Г-н Линдерман старается приписать мне призывы кота Леопольда — жить дружно, несмотря на злые козни. Сам он намерен использовать идею автономии Латгалии для политического запугивания правящих партий. Будет ли запугивание благом для Латгалии?

Г-н Линдерман не может освоиться с тем, что Латвия живет в условиях рыночных экономических отношений, как и до советской власти. Мы в НФЛ этого хотели – капитализма и обилия товаров, а не пустые полки магазинов и рапорты о победах в соцсоревнованиях. В нагрузку мы получили капиталистические отношения на рынке труда и досоветские социальные проблемы, которые усугубляются экономическим кризисом и непростой исторической памятью.

О проблемах говорил Объединенный совет трудовых коллективов (ОСТК) Латвийской ССР в январе 1991 года: «Литовские события предупреждают о реальности возрождения буржуазной республики. А это – возвращение в частную собственность земли, заводов, фабрик, домов. Если возвратятся господа, то кто-то на них должен будет работать» (листовка ОСТК из личного архива).

В Латвии не написаны еще учебники по правильному переходу от общенародной собственности к частной. Может быть, такие учебники когда-нибудь закупим в Китае. Но в конце 80-х казалось очевидным, что для ускоренного рождения своих латвийских капиталистов нужен быстрый раздел собственности. В спешке мы сломали прежние медленные социальные лифты, двигавшие наверх старательных и компетентных, и создали быстрые лифты, поднимавшие буйнохарактерных и хватких. Поднявшиеся наверх стали сами себе все разрешать, дарить и давать, а остальных заказали прессовать, пугать и подчинять, чтобы знали субординацию и почитали хозяев.

Исполнители, получившие политический заказ на прессование, быстро сообразили, что народнофронтовцев эффективнее всего пугать «оккупантами-коммунистами», а интерфронтовцы исторически боятся «фашистов — буржуазных националистов». В результате закошмаривания латвийской политики бессмысленно много собственности получили те, кто громче требовал: «Я! Мне! Мое!»

Так Латвия теряла активы, которые требовали от новых собственников хорошие профессиональные знания – промышленность, океанский флот, научные учреждения, банки.

К сожалению, вышеизложенное я начал понемногу понимать лишь в 90-е годы. Происходящее в Латвии мне очень не нравится, и я на эмоциональном уровне согласен с г-ном Линдерманом, что «никакими уговорами-разговорами националистов не остановишь. Они будут упрямо переть как танк, пока не расшибут себе лбы о стену».

Только на месте «националистов» я вижу «буйнохарактерных и хватких», манипулирующих националистическими настроениями людей. Но манипулирование рискует натолкнуться на 100-летнее стремление перенаправить межнациональную напряженность в русло социальной напряженности. Так когда-то уже было — «кипит наш разум возмущенный» и «превращает грабительскую империалистическую войну в войну за освобождение трудящихся во всем мире».

Но нужно отдать должное движению предпринимателей Par lаbu Latviju («За хорошую Латвию») и партии Ražots Latvijā («Произведено в Латвии»), которые делали заметные, но неудачные попытки стать «не-этническими» структурами (не «только для латышей» или «только для русскоязычных»). Других политических партий производителей и предпринимателей в Латвии нет.

А при слабой политической защите своих интересов «капиталисты» понятным образом опасаются сильного, этнически не расколотого политического представительства среднего слоя. Это означало бы сильные профсоюзы и социальные гарантии для наемных работников (судя по латвийским СМИ, сегодня считается нежелательной сильная политическая самозащита среднего слоя в странах ЕС).

Отсутствие понятной избирателям политической системы – это самый острый недостаток, обрекающий Латвию на взаимное межэтническое непонимание. Нельзя отрицать, что многие бизнесы в такой хаотичной среде находят исполнителей для политической защиты своих не афишируемых интересов.

Но мне кажется спорным, что самым неотложным решением для развития Латвии является политическая автономизация Латгалии и немедленное жесткое пробивание гражданства для всех. Это только усилит хаос, непонимание и конфликтность.

Выводы:

— Праздно растратная приватизация ударила по среднему (в смысле материального положения, но не умственных способностей) слою общества, лишая людей профессионального статуса, делая нерентабельными и бессмысленными невостребованные в Латвии профессиональные знания. (Теряя квалификацию, технологи становились уборщицами, инженеры — сторожами, пилоты занимались уборкой снега и т.п. — это обидная и позорная реальность.)

— Средний слой общества, привыкший работать в двуязычной среде, служит опорой стабильности латвийского общества. Перегружая средний слой проблемами межэтнических отношений, энергичные «прихватизаторы» устранили компетентных конкурентов от участия в разделе собственности.

— Вытесненный из своей профессиональной сферы средний слой рикошетом вытеснил из малоквалифицированных рабочих мест социально незащищенных людей с пониженной трудоспособностью из-за возраста, состояния здоровья или недостаточного уровня образования. Многие из вытесненных с рынка труда физически не смогли выжить. Уменьшение давления на средний слой облегчило бы жизнь и социально незащищенному слою, так как ослабла бы конкуренция за выживание.

— Неконкурентоспособность латвийской экономики, доминирование импорта над экспортом (даже флажки Латвии для нас производит Китай!), отсутствие платежеспособной потребности в квалифицированной рабочей силе, направление социального недовольства в русло межэтнического противостояния свидетельствует о том, что пора заменять значительную часть засидевшихся в политике «капиталистов».

— Партии неэкстремистской (НЕбольшевистской) направленности служат социальным лифтом, приносящим в политику компетентных представителей среднего слоя. Но латвийские неэкстремистские партии с трудом определяются – хотят ли они быть «не-этническими»?

Желание г-на Линдермана в этих условиях ускоренно ввести в латвийскую политику партию большевистского типа по человечески понятно – демократия гарантирует право и на такой политический бизнес.

Но социальная база политэкстремизма состоит из двух типов людей: наверх выдвигаются самые прожженные циники, в личных интересах торгующие своими политическими возможностями, а низовую опору составляют управляемые люди, реагирующие на уверенную интонацию речей своих лидеров и не придающие значения смысловому содержанию этих речей.

Имитацией современной экстремистской партии являются «либерал-демократы» г-на Жириновского. К счастью, г-н Жириновский – это дисциплинированный и управляемый профессионал. А куда понесет наших независимых и пламенных латвийских национал-большевиков – даже им самим не известно...

И наконец, правящим партиям я убедительно советую собраться духом и ни в коем случае не отменять референдум по гражданству – пусть он пройдет естественно и свободно, отражая общественную актуальность этого вопроса и рассеивая все сомнения в том, что Латвия демократическая страна. И после этого посмотрим – много ли избирателей останется у партии экстремистской направленности?