Коэффициент фертильности в большинстве стран Европы колеблется около отметки 1,3-1,5 ребенка на женщину. Это близко к точке невозврата – самовоспроизводство на таком уровне невозможно, это уровень медленного угасания этноса. Относительно высокая рождаемость в некоторых странах обеспечивается многодетными семьями мигрантов.

Демографическая яма, в которой оказались страны Европы, вынуждает их принимать все новых и новых мигрантов. Подавляющее большинство – из стран мусульманского Востока и Африки, наследие колониального прошлого. Процентное отношение коренных жителей к новоприбывшим стремительно меняется, и не в пользу коренного населения. Если бы мигранты были готовы ассимилироваться, принять язык и обычаи коренного населения, все было бы не так печально – но они не готовы.

Наоборот, места, где мигрантов становится слишком много, превращаются в филиалы восточных городов. Со всеми вытекающими последствиями. Коренное население по дешевке распродает недвижимость и разбегается куда глаза глядят. А мигранты, большинство из которых работать не умеет и не хочет, обживают новую территорию.

%script:googleAdSense%

Если все будет идти так, как идет, то лет через 50 мусульмане неевропейского происхождения станут в Европе большинством. Чем это грозит людям, не готовым менять свой уклад жизни, религию и традиции на восточные? И возможен ли диалог, какая-то форма компромисса?

Я много лет жил в арабском, мусульманском районе, у меня есть знакомые арабы. Да и без этого среди израильтян, даже с европейскими корнями, очень много людей с восточной ментальностью. Пусть и в смягченном, вегетарианском варианте, но восточной. Могу судить исходя из своего опыта. Вам, как жителям белой христианской страны, незнакомы многие аспекты восточного мировоззрения. И наверняка многие из вас успокаивают себя: мол, договоримся как-нибудь. Вынужден вас разочаровать – не выйдет. Не потому, что они такие плохие. Нет, они просто другие, с другим понятийным аппаратом. Внешне приняв европейскую культуру, люди с Востока все равно живут по своим понятиям. Агрессивный ислам накладывается на восточный менталитет и превращается в силу, которой Европе нечего противопоставить.

С людьми с восточным менталитетом нельзя жить на равных. Это не вопрос расы или нации – дело в культурных особенностях. Объективно они все еще живут в XIV веке. В их словаре нет фразы «взаимное уважение» или «равноправие». Никакого «я не трону – меня не тронут». Мир, как они его видят, делится на сильных и слабых. Уважать можно только того, кто сильнее. Того, что уступить можно просто из вежливости, они не понимают. Любая уступка – признак слабости, если тебе уступили, продолжай давить – уступят еще. Слабый – подчиняется воле сильного. Права – привилегия сильных.

Неотъемлемая часть восточного менталитета – пробовать на прочность, «пробивать». На иврите даже идиома такая есть: «hем менасим», т.е. «они пробуют». Обмануть, обсчитать, слупить побольше, подставить, даже по мелочи – в порядке вещей. Это естественно как дыхание. А когда их на этом ловишь, они искренне удивляются: «А что такого? Я же просто попробовал. А ты – мужик, раз не попался, уважаем! Идем кофе пить, брат!»

Вот такое мировоззрение. Поддался, уступил – фраер, не поддался – брат. Во всем, начиная с бытовых отношений и кончая бизнесом. Но главное – уступив, выиграть нельзя: любая уступка воспринимается как признак слабости, тут же выдвигаются новые требования, и все повторяется. Тот же Израиль до сих пор не стерт с лица Земли только потому, что не раз и не два бил арабские армии, во много раз превосходящие израильтян числом. Арабы боятся, ненавидят – но уважают.

Европейцы прошли долгий путь, сотни лет войн и кровопролития, прежде чем научились сосуществовать и уступать. Сейчас это оборачивается против них. Мигранты приехали, и тут же, в четком соответствии со своей природой, стали давить – пробовать. Вежливые европейцы уступили, подвинулись. Мигранты надавили еще – а что тут такого, мы же просто пробуем? Получилось – поехали дальше. Не буду тратить время, подыскивая примеры. Всем известно, как прогибаются страны Европы, подчиняясь желаниям своих новых граждан.



А они, эти новые граждане, презирают коренное население принявших их стран. Презирают и отказываются ассимилироваться. Причина все та же: зачем им принимать традиции и обычаи слабаков? За что их уважать, этих кяфиров? Пусть платят дань и молча смотрят, как мы уводим их женщин. А будут возникать, так и из них женщин сделать можно.

Сосуществование – это дорога с двусторонним движением. Если одна из сторон не готова уступать, а только и знает, что требовать и давить, никакого мирного сосуществования быть не может в принципе. Может быть лишь медленная, вялотекущая война, в которой победит сильнейший. Победит — и установит везде свои порядки. Европейские ценности мусульманам не нужны даже как трофеи.

Скажете, я сгущаю краски? Вот вам простой способ проверить: поменяем все местами. Любой араб, любой мусульманин может поселиться в белом христианском районе — и никто ему и слова не скажет, его будут уважать как соседа и как человека. А вот вы готовы поселиться в черном или арабском районе? Отпустить детей на улицу погулять? Отвести дочь в школу, где ¾ одноклассников – черные? Готовы? Думаю, ответ будет отрицательным. И не потому, что черные или арабы плохие – а потому, что шансы на то, что ваши дети научат их детей чему-то, стремятся к нулю. Скорее, наоборот – ваши дети научатся у их детей.



Напоследок перескажу вам свой разговор с одним моим знакомым, арабом-христианином. Его родной язык арабский, и он смотрит египетское ТВ. Зная мой настрой на переговоры и поиск мирного решения, он рассказал мне, что уже два месяца обсуждают в египетском парламенте. Там решают (заранее прошу прощения за то, что сейчас скажу, но из песни слов не выкинешь), разрешить или нет мужу иметь сексуальные отношения с женой после ее смерти. Именно так и не иначе. Ислам якобы разрешает такое, это своего рода благословение ушедшей женщине от мужа, последний прощальный подарок.

Парламент склоняется к тому, чтобы разрешить, но не больше чем за шесть часов до похорон. Я не сразу поверил и, честно говоря, до сих пор надеюсь, что он пошутил. Это уже за гранью. Он рассказал мне это, грустно на меня посмотрел и спросил: «Ты все еще веришь, что с этими людьми можно о чем-то договориться?» Я не нашел, что ответить. С каждым днем все яснее, что говорить не с кем и не о чем. Для танго нужны двое.