Продолжаю публикацию доклада  д-ра экономических наук, профессора кафедры европейских исследований Санкт-Петербургского государственного университета Николая Маратовича Межевича. Председатель

Первый раздел доклада
Второй раздел доклада


3.1. Между БАЭС и ВАЭС: развилки балтийской дипломатии


Роль Балтийского моря в российской энергетической стратегии, безусловно, особая. Западный вектор российской энергетической политики фактически предполагает не только наличие продавцов и покупателей, но и посредников, пытающихся играть ведущую роль. Вместе с тем именно здесь существует возможность геоэкономического маневра, запуска экспортных мощностей в обход недружественных государств.

Именно это стало частью российской энергетической и экономической дипломатии. «Энергетическая дипломатия подразумевает практическую деятельность внешнеполитических, внешнеэкономических и энергетических ведомств совместно с национальными компаниями по осуществлению внешней энергетической политики, направленной на защиту и отстаивание национальных интересов в области производства, транспортировки и потребления энергоресурсов.

Энергетическая дипломатия  является одним из приоритетных направлений деятельности МИД России». Эта позиция представляется очевидной; вместе с тем в ряде европейских столиц существует стойкое убеждение: «энергетическая интеграция» с Россией  — одна из стратегических угроз национальной безопасности.

Причем, если в Брюсселе такая точка зрения оформляется в корректно-дипломатической версии, то в Таллине или Вильнюсе существует в вульгарно-публицистической форме. Отметим лишь то, что здесь сказывается сложный комплекс проблем исторического и политического характера, затрагивающий в случае с Прибалтикой почти столетний период, а в случае с Польшей — пятикратно больший.

Энергетическая политика России является одним из важных видов деятельности государства и его бизнес-структур, ориентированных на достижение целей общеэкономического характера, получение прибыли и закрепление на рынке. При этом решаются и задачи политического характера (завоевание политического влияния и авторитета).

Географически именно в восточном сегменте региона Балтийского моря представлены наиболее значимые элементы российской части мирового глобализированного экономического пространства. Роль Балтики могла бы быть меньше, если бы не специфические отношения России с Украиной и Беларусью. Но в современных условиях именно здесь, на побережье российской части Балтики, сформировался мощный центр реализации энергетической политики в регионе. Мы видим здесь следующие элементы регионального энергетического рынка:

— Выгодное географическое положение между районами добычи и производства энергоресурсов и районами потребления.

— Мощнейшие корпорации, развернувшие здесь деятельность в последние 15 лет (в том числе – ОАО «Газпром» и «Транснефть»).

— Крупные предприятия, входящие в производственные и сервисные цепочки («Газпромэкспорт» и «Газпромнефть»).

— Ведущие в регионе международные порты (Приморск, Санкт-Петербург, Усть-Луга).

— Уникальную транзитно-транспортную инфраструктуру, как наземную, так и подводную.

— Комплекс атомных тепловых и гидравлических станций, обеспечивающий потребности региона и имеющий международные подключения с Финляндией, Эстонией, Латвией, Беларусью и Литвой, Польшей через энергосистему Беларуси.

Все это позволяет сделать вывод о том, что именно здесь потенциал международного сотрудничества России в сфере энергетики задействован в наибольшей сфере. Наличие у России больших возможностей в данной сфере и регионе не означает отсутствия проблем.

Балтийское море — субрегион Европы, где существует потенциальная возможность возникновения значимых конфликтов, связанных с политической спекуляцией на реальных экономических и технологических проблемах. Обозначим первое противоречие. С одной стороны, борьба России за уменьшение зависимости от транзитных стран встречает жесткое сопротивление этих стран. При этом в ход идут технические  и экологические аргументы, в ряде случаев — явно надуманные.

С другой стороны, наши европейские соседи намеренно политизируют вопрос, постоянно обвиняя Россию в энергетическом империализме. Борьба с «зависимостью» от России носит иррациональный характер. Следует также отметить, что категория «зависимость» в философско-методологическом плане предполагает взаимность, т.е. баланс интересов и возможностей. Как в случае с новыми энергетическими объектами, так и в случае со старыми объектами транзитной инфраструктуры в восточной Балтике существует именно такая ситуация.

Рассмотрим ее на примере атомной энергетики региона. Перед нами ситуация, развитие которой сможет показать реальные, а не декларативные возможности формирования отношений России с государствами Прибалтики и Польской республикой. Вопрос стоял не о конкуренции проектов Балтийской и Висагинской АЭС, решался более масштабный вопрос о реальной и мифологической составляющей в российско-балтийских отношениях. Для этого сложились определенные предпосылки.

Относительно медленный диалог между странами Прибалтики, а также и Польшей на определенных этапах проходил в течение семи лет. Основные вопросы так и не были решены. Проект Висагинской АЭС предусматривал строительство энергоблока на базе реактора ABWR мощностью свыше 1300 МВт конструкции «GE-Hitachi» с вводом в строй в 2022 году. Это исключало рентабельность реализации в период после запуска Балтийской АЭС.

В середине мая 2012 предыдущее правительство Литвы одобрило концессионное соглашение http://www.kurier.lt/?p=17588 , по которому стратегическому инвестору — японской компании Hitachi — должно будет принадлежать 20 %, Литве – 38 %, Эстонии – 22 %, Латвии – 20 % акций новой атомной станции. Точная стоимость проекта неизвестна, однако в литовской прессе упоминается цифра 5 млрд евро как минимальная.

Это означало, что затраты каждого государства колеблются в пределах от примерно 1 млрд евро для Эстонии и Латвии до 2 млрд евро для Литвы. Стоимость «входного билета на АЭС» в этом варианте доходила до 20% расходной части бюджета указанных стран. Именно это обстоятельство, а не референдум, в конечном счете, и похоронило проект. Итоги состоявшегося в октябре 2012 года референдума в Литве позволили властям Литвы в июне 2013 года сохранить лицо, по сути, дезавуировав проект АЭС.

При этом для Балтийской АЭС ситуация становится еще более выгодной. Во-первых, экспертное сообщество практически едино в том, что в регионе, ограниченном Германией, Чехией, Словакией, Белоруссией и Россией без ее Калининградского эксклава, существует дефицит генерирующих мощностей, непреодолимый без развертывания ядерной энергетики.

Эта ситуация сложилась частично из-за недальновидной политики Европейского союза, закрывшего Игналинскую АЭС в Литве, и в настоящее время пересматривающего взгляды на альтернативную, т.е. более дорогую энергию.

Во-вторых, при условии экономического роста в Калининградской области здесь может возникнуть определенный дефицит генерирующих мощностей.

В-третьих, следует учитывать то, что с технологической точки зрения еще существует единое “постсоветское энергетическое пространство”, по-прежнему объединяющее всю территорию экс-СССР и Монголии, а это создает возможности для энерготранзита на восток и с востока.

В-четвертых, на энергетической сфере, безусловно, сказывается действие тенденций глобализации, способствующих продвижению интеграции в экономической и технологической сфере. Существует и эффект масштаба. Более крупные энергосистемы более надежны технологически, позволяют обеспечивать переток избыточных и пиковых мощностей, решать проблему резервно-аварийных мощностей.

В этом контексте объединение энергосистем логично и экономически эффективно, отделение – контрпродуктивно. В-пятых, до настоящего времени только один проект, предполагающей интеграцию стран Прибалтики в энергетической сфере, был реализован (Estlink-1).

Политическому руководству Литвы не хватает смелости признать, что проект Висагинской АЭС это «чемодан без ручки» — нести тяжело (нет ни финансовых, ни инфраструктурных, ни профессиональных возможностей для его реализации на необходимом уровне), а бросить жалко (ведь это будет означать поражение на внутриполитическом «рынке»). Ключевые идеологи борьбы за «независимость от России», т.е. те же консерваторы, лишатся одного из главных опорных тезисов: если порвать с Россией окончательно, то что получат взамен простые люди, а не элиты?

Реализация проекта Балтийской АЭС будет означать как усиление зависимости покупателей электрической энергии от продавца, так и продавца от покупателей. Если Россия не построит БАЭС, то лидер оппозиционной парламентской фракции консерваторов А. Кубилюс еще раз заявит, что стратегическая позиция Литвы по категорическому неодобрению проекта Балтийской АЭС в соседней с Литвой Калининградской области оправдала себя. (Предположим, г-н Кубилюс как специалист по «сдерживанию России» действительно может останавливать такие проекты). Но кто же «выигрывает» в этом случае? Кто угодно, но не Литва, т.к. остановить проект соседа — еще не значит реализовать свой.

Вообще же реальный или мифологический «российский фактор», означает для Литвы гарантированную повестку дня по любому вопросу.  К примеру, обеспечивает Президенту Литвы возможность жаловаться в Сейме на то, что «…пока мы, создавая уже седьмую Национальную энергетическую стратегию, мечемся в поисках согласия и решения, за нас решают тайные визиты Росатома, загадочные меморандумы Газпрома и фильмы псевдозеленых».

Росатом, а затем и «Русатом Оверсиз», не тайно, а вполне открыто предлагали литовской стороне участвовать в финансировании или строительстве Балтийской АЭС на тех условиях, которые Литва сама сочтет для себя наиболее целесообразными. Россия не требовала 49%-ного участия прибалтийского государства в этом проекте. Литве предлагалось выбрать http://www.atominfo.ru/newsc/l0650.htm  для себя ту долю, которую она может себе позволить, исходя из своих финансовых возможностей, потребности в электроэнергии.

Итак, в “атомных проектах” восточной части Балтийского моря в 2013 году произошло принципиально важное разделение на две группы: “политические иллюзии” и “экономические реальности”. На стороне первых — амбиции национал-радикалов, на стороне вторых — население стран Балтии, которое все меньше верит в то, что итоговая цифра в счетах за коммунальные услуги это происки С. Кириенко, А. Миллера или лично В. Путина.

Существует порог, за которым политические проекты уже не подлежат реанимации. Никакими политическими заклинаниями невозможно дать жизнь мертворожденным экономическим инициативам. Однако нет оснований предполагать, что руководство Литвы, осознав это, готово принять участие в проекте Балтийской АЭС в той или иной форме.

Политики Литвы не готовы смириться с тем, что неблестящее состояние национального бюджета диктует необходимость жить по средствам и искать любые возможности для пополнения казны и улучшения жизни населения, а не устраивать «инфраструктурные гонки». Градус антироссийской риторики до настоящего времени препятствует логике экономического сотрудничества, а потери списываются, как обычно, из текущих расходов населения.

Не население стран Прибалтики, а русофобски настроенная элита является получателем ренты такой неконструктивной политики: тактически элиты выигрывают, решая свои локальные задачи (попадая, например, в Сейм или правительство), но стратегически ведут страну в тупик.


3.2. Электроэнергетика в повестке дня отношений России и стран Прибалтики

В настоящее время Европейский союз сосредоточил усилия на разработке программы повышения энергетической безопасности, основным элементом которой станет диверсификация энергопоставок, как по географии, так и по видам энергоносителей, диверсификация энергобалансов стран, а также реализация мер по повышению энергоэффективности и энергосбережения.

Действия Евросоюза во многом продиктованы стремлением распространить на партнеров не только рыночные механизмы, но и свои правовые нормы. Экстраполяция законодательства выгодна Евросоюзу, поскольку упрощает сотрудничество с третьими странами, облегчает деятельность европейских компаний. В результате ЕС оказывается в положении ведущего, а его партнеры становятся ведомыми. Все это противоречит  принципу равенства партнеров, ключевому для внешней политики России.

В российском экспертном сообществе эта проблематика детально рассмотрена. Укажем лишь на ключевой вывод, сделанный еще в 2007 году и подтвердившийся в настоящее время: цель «Третьего энергопакета» — это «келейный переход полномочий в области внешней энергетической политики на уровень Европейского союза», т.е., хотя формально государства-члены и вольны выбирать поставщиков самостоятельно, однако же выбор способов взаимодействия с ними ограничен правилами, которые устанавливает центр, Брюссель.

Впрочем, споры по «третьему пакету ЕС» касаются не только вопросов ценообразования в этой сфере. В дискуссиях  «о принципе взаимности» Москва понимает под этим принципом общую ответственность за поставки, тогда как Брюссель – единые правила и либерализацию рынков. Из-за расхождения позиций страдает не только торговля газом. Под угрозой оказывается экспорт атомных технологий и электроэнергии.

Укажем на мнение не только эксперта, но практика, президента частной газовой компании Латвии Itera Latvija Ю.Савицкиса: «В Третьем энергетическом пакете ЕС рекомендовано, что в случае появления нескольких поставщиков энергии, вы обязаны выполнить рекомендацию Евросоюза по отчуждению собственников от сети. Латвия, Литва и Эстония могут не выполнять эту рекомендацию ЕС, потому что они получают газ только из России. Но все страны пытаются провести в жизнь рекомендации по принципу — только без Газпрома. Хотя на самом деле ни Эстония, ни Финляндия, ни Латвия, ни Литва никогда не страдали от того, что получают газ из России. И цены были всегда соизмеримыми. Фактически все направлено против Газпрома. И поэтому энергетическая безопасность используется как аргумент».

Энергетические отношения в регионе Балтийского моря содержат не только отрицательные, но и сугубо положительные примеры. Россия воспринимается, например, в Финляндии большинством политиков и экспертов как надежный поставщик энергоресурсов в страну. Россия на 100% удовлетворяет потребности этой страны в природном газе, почти на 70% – в сырой нефти, на треть – в каменном угле и на 10% – в электроэнергии. В глобальной экономике ключевой признак взаимного доверия – инвестиции.

Ещё в 2008 году финский концерн «Fortum» вложил в российскую энергетику более 2,5 млрд евро, став владельцем территориально-генерирующей компании — ТГК-10, и разработал план развития энергосектора в России в объёме также более 2,5 млрд евро. Инвестиции концерна «Fortum» в российскую электроэнергетику в 2014 году должны достигнуть 4 млрд евро.

Летом 2013 года в Финляндии компания Fennovoima и ЗАО Rusatom Overseas, дочерняя компания «Росатома», подписали соглашение о разработке проекта строительства АЭС "Ханхикиви-1". Кроме того, в настоящее время стороны ведут переговоры о вхождении компании "Русатом Оверсиз" в уставной капитал Fennovoima с долей в 34%.

Спикер Госдумы России С. Нарышкин после переговоров с председателем парламента Финляндии Э. Хейнялуомой так определил перспективы российско-финского сотрудничества в такой деликатной сфере как атомная энергетика: «Рассчитываем в этом же году (2013) доработать и выйти на подписание межправительственного соглашения о сотрудничестве в области использования атомной энергии, атомной энергетики».

Пример Финляндии явно показывает качественно иную практику энергетической политики стран Прибалтики. Это видно и на примере планов строительства терминалов сжиженного природного газа (СПГ), дискуссий о «третьем энергопакете ЕС» и т.д. Трудно не заметить, что тональность диалога по энергетике напрямую связана с общим уровнем межгосударственных отношений. В этом отношении опыт финско-российского диалога, опирающийся на прочную прагматическую основу двусторонних отношений, может служить примером для иных стран Балтийского региона.

Рассмотрение вопроса об энергетике в российско-прибалтийских отношениях можно начать с упоминания об экономических концепциях развития советской Прибалтики в конце 1980-х годов прошлого века. Речь идет о претензиях к Москве по поводу избыточных энергетических мощностей, якобы угрожающих экологической катастрофой. В Эстонии Народный Фронт нападал на Нарвскую и Прибалтийскую ГРЭС, в Латвии — на ГЭС на Даугаве, в Литве — на Игналинскую АЭС.

Логика рассуждений реформаторов была следующая: нам не нужны союзные предприятия, а значит и предназначенная им электроэнергия. Какова ирония судьбы: спустя четверть века проблема энергетики вновь составляет «нерв» внутриполитической ситуации в Прибалтике, но только теперь уже ситуация изменилась зеркально: если бы те же литовцы не закрыли Игналину, прибалты не знали бы проблем с энергообеспечением еще долгие годы, и их экономики, думается, демонстрировали бы совсем иные результаты.

Винить в этом СССР или Россию бессмысленно: все было сделано собственными руками по указанию не далекой Москвы, а местных политиков, стремящихся наилучшим образом выполнить все условия по присоединению к ЕС.

Для Эстонии, Латвии и Литвы выход из состава СССР не вызвал нехватки энергии в регионе. Неэнергоемкие национальные хозяйства легко адаптировались к изменению ценовых пропорций и повышению реальной стоимости электроэнергии. Рыночные отношения во многих сферах экономики уживались с централизованной энергетикой, которая обеспечивала предсказуемый и достаточно плавный рост тарифов маленьким странам, имеющим недостаточный объем энергоносителей. 

Таким образом, «влияние электроэнергетики на текущее экономическое положение стран Балтии и эффективность отрасли не были определяющими факторами для начала реформ». Именно поэтому в 90-е годы прошлого века страны Прибалтики амортизировали советское наследство, не особенно заботясь о будущем.

Разделение Советского Союза на республики в политическом плане оказалось гораздо более простым делом, чем разделение единой транспортной и энергетической инфраструктуры. Выросло новое поколение граждан (и неграждан – как в Латвии и Эстонии), не помнящих наше общее государство, но подключающих электроприборы к единой энергетической сети.

В настоящее время между энергетическими компаниями Беларуси, России, Эстонии, Латвии и Литвы (БРЭЛЛ) существует Соглашение о параллельной работе энергосистем от 7 февраля 2001 года. Соглашение устанавливает общие принципы организации совместной работы электрического кольца (ЭК), образованного сетями этих стран.

В начале 2002 г. Электроэнергетический совет Содружества Независимых Государств (ЭЭС СНГ) еще раз выразил заинтересованность в синхронной работе энергосистем стран СНГ и Балтии (ЕЭС/ОЭС) с энергосистемами стран, входящих в Союз по Координации Передачи Электроэнергии (UCTE). Политики стран Прибалтики также неоднократно заявляли о необходимости интеграции с UCTE, при этом оперируя категориями обеспечения собственной энергетической безопасности, понимаемой ими как устранение зависимости от ЕЭС/ОЭС.

При этом, руководствуясь различными соображениями, и Россия, и страны Прибалтики активно рассматривают вопрос о новых энергомостах в Финляндию, Швецию, Польшу. Вероятно, именно в этом контексте следует рассматривать и планы строительства АЭС в Беларуси и Калининградской области.

Сегодня энергосистемы прибалтийских стран работают синхронно с Единой энергосистемой России и составляют с ней единое технологическое пространство. Однако политики стран Прибалтики считают эту ситуацию ненормальной. Министр экономики Эстонии Юхан Партс подчеркнул, что выход балтийских стран из общей системы (БРЭЛЛ) неизбежен и необходим для развития европейского энергорынка. Дискуссии об избавлении от «энергозависимости» от России в Литве составляют едва ли не ядро внутриполитического диалога.

Российские же власти, считающие, что одностороннее решение о разделении энергосистемы невозможно, подвергают критике имеющиеся планы Еврокомиссии по выходу стран Балтии из единой энергосистемы, охватывающей северо-запад России и Беларусь.

В настоящее время энергосистемы стран Прибалтики в целом дефицитны (1). Постановка вопроса об их интеграции с объединенной энергосистемой Европы или ее полуавтономной частью «NORD POOL» логична. С экономической и технической точки зрения странам Прибалтики следует, сохраняя БРЭЛЛ, постепенно наращивать энергетические соединения с Северной Европой и Польшей. На практике именно это и происходит. Проблема лишь в том, что голоса политиков не дают услышать голоса экономистов и технических экспертов.

В настоящее время работает подводный электрический кабель между Эстоний и Финляндией Estlink-1. В 2014 и 2015 годах будут сданы в эксплуатацию кабели Estlink-2 (соединение между Эстонией и Финляндией мощностью 650 MW), NordBalt (соединение между Литвой и Швецией на 700 MW) и LitPolLink (соединение между Литвой и Польшей на 1000 MW), что значительно увеличит объем «европейской» энергии в регионе.

«Стабильное энергоснабжение для Эстонии означает, в первую очередь, развитие инфраструктуры — строительство разветвленной сети и диверсификацию источников поставок. Важно добиться более эффективной региональной согласованности в функционировании систем энергетики и транспорта,  и усилия, направленные на достижение этой цели, несомненно, принесут пользу и сектору логистики Эстонии.

В сфере электроэнергии Таллин развивает сотрудничество с Финляндией, и по дну залива между Эстонией и Финляндией уже проложено и действует электросоединение Estlink — 1. Видимое продвижение вперед достигнуто и в отношении Estlink-2 — его строительство будет завершено в 2014 году».

В случае реализации этих проектов страны Прибалтики действительно окажутся в более выгодном положении относительно энергетической безопасности. Однако рискнем предположить, что решения об отключении от энергосистем России и Беларуси в ближайший год – два принято не будет, как бы этого ни желали представители радикально настроенной части политических элит прибалтийских стран.

Рассмотрим еще вопрос о т.н. зеленой энергетике. Как показала практика стран Прибалтики, она оказалась весьма выгодной для предпринимателей и дорогой для потребителей. Конечный потребитель фактически дотировал строительство объектов альтернативной энергетики дважды: налогами в бюджет и собственными платежами по счетам. Балтийские страны в меньшей степени, чем это заявляется на политическом уровне, нуждаются в политике субсидирования возобновляемой энергии – такая практика лишь искажает рынок.

Ранее Eesti Energia уже рекомендовала  в отношении мощностей возобновляемой энергии проводить тендер, победителем которого становились бы наиболее экономичные решения. В этом контексте идеология стратегии энергетики  Латвии — 2030, которая будет направлена на достижение 40% удельного веса возобновляемых энергоресурсов до 2020 года, вызывает рост тарифов.

Стремление добиться больших долей возобновляемой энергии, чем требует Европейский союз, может быть  объяснено не только желанием элит Литвы, Латвии и Эстонии в очередной раз засвидетельствовать свою лояльность общеевропейским ценностям, но и тем, что традиционная энергетика в Прибалтике находится, по сути, в критическом состоянии. В этом отношении разговоры о «зеленой энергетике» являются попыткой «сохранить лицо». 

Второй важный вопрос это развитие энергетики в Польской республике и влияние польской позиции по ключевым вопросам энергетической политики на страны Прибалтики. Польские планы в области энергетической инфраструктуры отличаются неопределенностью. Предполагается, что решение о строительстве АЭС будет принято в 2014-2015 гг. Это означает ввод первого энергоблока не ранее 2021 года. Частные инвесторы даже в консорциуме решить эту задачу не в состоянии. Государственный бюджет Польши в принципе может обеспечить эти затраты, однако после вступления в ЕС Польша старается реализовывать крупные проекты с помощью ЕС, что в общем логично. Существуют определенные сомнения в том, что многочисленные интеграционные проекты Европейского союза будут реализованы в условиях текущего экономического кризиса. Кроме того, польские эксперты связывают решение проблем энергообеспечения со сланцевой энергетикой.

Можно уверенно предположить, что Польша не будет участвовать средствами национального бюджета в энергетических проектах стран Прибалтики, решая, прежде всего, собственные проблемы энергообеспечения. Никакие идеологически мотивированные «образы врага с востока», которые с такой настойчивостью продвигают многие из прибалтийских политиков, не способны подвигнуть поляков к участию в инвестиционных авантюрах.

Позиция Польской республики по поводу планов энергетической интеграции, в т.ч. в газовой сфере, сугубо положительная, но экономически выверенная. Министр иностранных дел Польши Р. Сикорский изложил ее  в феврале 2013 года: создание газового соединения между Польшей и Литвой «это масштабный проект  стоимостью почти в полмиллиарда  евро, который не имеет экономического  смысла без поддержки ЕС. Но, наверное, и нет смысла строить как это соединение, так и терминал для сжиженного газа в Литве. Ни то, ни другое не может окупиться. (Курсив наш – ред.). Это вопросы к литовцам, что они выберут».

Не менее интересна позиция Польши по поводу сланцевой энергетики, ведь именно здесь начались первые исследовательские работы в этом направлении, еще в 2007 г. В марте 2012 г. Государственный институт геологии Польши (PIG) опубликовал исследование, сделанное совместно с Геологической службой США. Согласно полученным данным, извлекаемые ресурсы сланцевого газа в Польше составляют в среднем около 550 млрд. куб. м. газа, что почти в 10 раз меньше ранее озвученных оценок в 5,3 трлн. куб. м. По оценке Международного энергетического агентства, затраты на добычу сланцевого газа в Европе окажутся на 50% выше, чем в США, составив 180 — 360 долл./тыс. куб. м.

В июне 2012 г. стало известно, что американская компания ExxonMobil отказалась от дальнейшей разведки сланцевого газа в Польше из-за скудости обнаруженных на юго-востоке страны ресурсов. В двух скважинах (одна под Люблином, а другая в Подлясье) компанией не обнаружено постоянного коммерческого дебита углеводородов. В начале августа 2012 г. также отказалась продолжать работы на одном из концессионных участков (Dabie-Laski) в Польше английская компания 3Legs Resources, которая первой провела гидравлический разрыв пласта в этой стране (2).

Во всей Европе уровень энергетической безопасности, если ее понимать по-балтийски, недостаточен. По логике наших соседей «безопасность» это топливно-энергетический комплекс Дании, но со шведским атомным реактором, норвежским и голландским газом,  норвежской и арабской нефтью, биоэнергетикой и ветряками. Все остальное якобы уже чревато зависимостью. Добиться «датского варианта» технически можно, однако отметим, что любое резервирование мощностей, любые «альтернативы», любые объекты с режимом частичной или аварийной эксплуатации неизбежно отражаются на цене электроэнергии. Дания это может себе позволить. Для экономики стран Прибалтики цена «энергетической независимости» оказывается приемлемой только для политических элит, но не для общества.

Окончание тут