Символично, что Владислав Петрович Крапивин, известнейший детский писатель, покинул наш мир именно 1 сентября. Он оставил нам огромное наследство, поскольку всю жизнь был неутомимым трудягой: свыше сотни романов и повестей, написанных за полвека.

Сейчас многие люди признаются в любви к творчеству Владислава Петровича, рассказывают, что росли на его книгах. И в этом плане он остаётся с нами: произведения Крапивина и сегодня обильно переиздаются, их можно отыскать почти в любом книжном магазине. Спрос на них есть. Что очень хорошо: ибо это та самая литература, что не только качественно развлекает, но и правильно воспитывает. Причём в любом возрасте, ведь Крапивина читают и перечитывают, открывая для себя всё новые его грани, люди, давно с детством распрощавшиеся.

В общественном восприятии сложился некий стереотип Крапивина – дескать, открывая его книгу, можно заранее знать, что ждёт тебя ждёт. Невероятно, неправдоподобно чистые, благородные и романтичные дети, посвятившие себя идеалам Настоящей Дружбы, ради неё готовые идти в огонь и воду. Дети, мечтающие о кораблях и далёких плаваниях, хранящие на своих книжных полках игрушечные модели клиперов и способные, будучи разбуженными среди ночи, перечислить все элементы парусной оснастки и виды морских узлов. Действие может происходить или в нашем мире, или в каком-нибудь ином, хотя и очень похожем на наш, или вовсе в условно сказочном (произведения типа «Старого дома», «Рыцаря Прозрачного Кота» или «Баркентины с именем звезды» – чистейшие сказки; а вот, скажем, «Ковёр-самолёт» или «Самолёт по имени Серёжка» – сказки, маскирующиеся под «детский» магический реализм), но герои будут примерно одни и те же.

На самом деле в этом ничего плохого нет. Есть мнение, что настоящий писатель может и не обладать изобилием творческих приёмов – но теми, что всё же имеются в его арсенале, он обязан владеть в совершенстве.

Есть в книгах Крапивина нечто такое, что их хочется читать, даже невзирая на однотипность кочующих из произведения в произведение «крапивинских мальчиков». Однако если идти вглубь, то оказывается, что Крапивин как писатель куда шире и интереснее навязываемых ему стереотипов.

Начинал он, как явный наследник Аркадия Гайдара – и эта гайдаровская линия сохранилась у него вплоть до самых последних его произведений: сурово-романтическое восприятие детства, когда герой с младых ногтей служит своему Долгу. Сам же Владислав Петрович в числе своих учителей, помимо Гайдара, называл, в первую очередь, Константина Паустовского, а также – Александра Грина, Джека Лондона, Льва Кассиля, Валентина Катаева и Вениамина Каверина.

Долг человека Крапивиным понимается однозначно: взращивание в себе и несение в мир Добра, борьба со злом. Причем, происходить это может в самых разных масштабах: в одних произведениях ареной действия служит школьный двор или небольшой городок, в других – целое государство, или, более того, целая Вселенная, крапивинский Мультиверсум. И полное отсутствие всегда модного морального релятивизма, попыток оправдать зло или утверждений, что, мол, и добра-то настоящего никогда не бывает, всё неоднозначно…

В книгах Крапивина – как раз-таки всё однозначно, его читателям внушается незыблемость моральных принципов: нельзя лгать и воровать, позорно обманывать, недопустимо обижать слабых.

Сейчас, после ухода Владислава Петровича, стали появляться отзывы о нём вроде такого: «Не знаю, почему меня в подростковом возрасте не зацепил покойный Крапивин. А ведь пробовал читать – но совершенно не зашло. Тем более, что читаю у многих очень достойных людей сейчас, какое большое влияние он оказал на формирование их теми, кем они стали. И это действительно очень достойные люди, поэтому могу только взгрустнуть, что это прошло мимо меня. Быть может, потому что, как человек из социальных низов, из самого что на есть простонародья, я жил совсем в другом мире. Можно даже сказать, в мире гопников и ПТУ-шников. И крапивинская интеллигентная романтика была от меня бесконечна далека». Но люди, высказывающие подобные оценки, книг Крапивина совершенно не знают – ведь в них жестокости и так называемой «суровой правды жизни» предостаточно. Некоторые критики даже уличали творчество Владислава Петровича в суицидальных настроениях, называли его основателем жанра «пионерской готики».

Достаточно открыть роман «Наследники» 1987-го (третья часть цикла «Острова и Капитаны», охватывающего события с 40-х по 80-е). Вот там всё это в полной мере – и главный герой, выведенный злобным моральным уродом (правда, ближе к концу под воздействием окружающих добрых людей превращающийся в человека), и беспощадное уличное хулиганье, и банда юных отморозков, терроризирующая малолеток и т.д. Характерно, что это был первый роман, что я когда-то прочитал у Крапивина. Книга мне невероятно понравилась именно тем, что автор ведёт разговор с юным читателем на равных, без сюсюканья и умилительного причмокивания, честно и жёстко.

Да, наш мир – совсем не самое удобное, комфортное и приветливое место, да – в нём ждут тяготы и испытания, приходится постоянно совершать нравственный выбор.

Да, изменить этот мир невероятно трудно, особенно в одиночку. Но важно делать то, что зависит именно от тебя, что находится в зоне твоей ответственности – то есть, оставаться Человеком в любых обстоятельствах.

Позже я прочитал и другие книги Крапивина. Самой любимой его вещью для меня стал роман «Мальчик со шпагой» (1974-й), и его же я считаю самым сильным произведением Владислава Петровича. Эпическое повествование о клубе юных фехтовальщиков «Эспада» и о становлении главного героя Сережи Каховского очень увлекательно само по себе. Чем бы ни занимались Серёжа и его друзья, какие бы вопросы они ни решали – следить за ними очень интересно. Они живые, к ним привязываешься всей душою. Когда ты сам юн, тебя, в первую очередь, влекут приключения персонажей, которые ты мысленно с ними разделяешь. Но повзрослев, ты начинаешь лучше понимать идею романа. Ведь Сергей, его наставник Олег Московкин, их друзья по «Эспаде» – они постоянно борются за сохранение духовной самоидентичности, своего братства. Противная сторона представлена как хулиганами-ровесниками, так и бездушными взрослыми бюрократами, которым не нравится чересчур самостоятельная «Эспада», и они хотели бы уничтожить клуб.

В своё время это вызвало недовольство некоторых критиков, считавших, что советская литература должна культивировать образ послушного ребенка, не дерзающего спорить, а уж, тем более, конфликтовать со взрослыми. Позже Крапивин вспоминал: «В одной из моих повестей есть эпизод, когда учительница говорит: «Страшно не отсутствие дисциплины, страшно неповиновение». Мне рассказывали, что в некоторых городах учителя, узнав, что вышел новый номер журнала «Пионер», где печатались мои повести, бежали в библиотеки и вырывали «крамольные» страницы. Просить меня что-то менять было бессмысленно». А ведь Крапивин не боялся поднимать и более страшные темы. До сих пор с жутким чувством воспринимается эпизод из романа «Журавлёнок и молнии» (1981-й), где 11-летнего Юру Журавина жестоко избивает отец. В «Помоги мне в пути» (1993-й) описывается кровавый путь маньяка, убивающего детей ради удовольствия….

Владислав Петрович, хотя очень многое почерпнул из советской педагогики, у тех же Гайдара и Макаренко, никогда особым поклонником советской системы не являлся. Собственно говоря, и особых поводов любить советское чиновничество у него не было. Ведь Крапивин занимался не только писательством, но и практической работой с детьми.

Созданный им в 1961-м в Свердловске пионерский отряд «Каравелла» и при нём парусная флотилия (до сих пор существующие!) в своё время огребли немало проблем с чиновниками.

Сам Крапивин впоследствии вспоминал об этом так: «»Каравеллу» регулярно пытались закрыть, но за мной стоял «Пионер», его главный редактор Фурин, который сделал нас официальной флотилией журнала. Так что, когда в очередной раз возникали разговоры о том, что я подвергаю детей риску, – а я понимал, что за любой несчастный случай с меня снимут голову, и технику безопасности соблюдал неукоснительно, – за нас вступался ЦК ВЛКСМ. Они и в Москву регулярно меня тащили, обещали квартиру, но я понимал, что нужен им не я, а хорошо написанные отчётные доклады; мне этот жанр всё равно бы не дался, и я остался в Свердловске».

С другой стороны, Владислав Петрович в поздних интервью говорил и о том, что пионерская организация времен СССР имела и свои положительные стороны. «В советское время были не одна, а фактически две организации под именем пионерской. Одна подлинно детская, гайдаровская, где были настоящие вожатые, и ребята жили своими интересами, играми, отрядными делами, походами. И была организация, руководимая завучами, подчинённая задаче «учитесь и слушайтесь»», – отмечал он.

Кроме того, в достоинство советской эпохи он возводил то, что там большое внимание уделяли развитию детской литературы. «Возможно, я сейчас скажу чересчур крамольную вещь. Но я глубоко уверен: если бы у нас в стране в 30-е и в начале 40-х не было детской литературы, мы бы проиграли войну». Владислав Петрович с грустью констатировал, что с исчезновением в постсоветскую эпоху детских и юношеских журналов перестали появляться новые книги, новые имена. «Теряется интерес – по-моему, даже у властей. А ведь это зря. В годы войны, в труднейшее время, когда, казалось бы, совсем не до того, нашлись же силы и у писательской организации, и у власти провести «Неделю детской книги»…», – говорил он.

Но тут самое время упомянуть ещё одну ипостась Крапивина-писателя.

Он не только детский автор, он еще и фантаст уровня Кира Булычева и Стругацких. Фантастическая составляющая всё ярче стала проступать у Крапивина в 80-е.

Тогда сначала появилась трилогия «Голубятня на желтой поляне», потом цикл «В глубине Великого Кристалла», а позже – примыкающие к нему «Сказки и были Безлюдных пространств», которые мастер писал с 1994-го по 2010-й.

Во всех этих произведениях Владислав Петрович описывает свой вариант Мультиверсума, к которому относится не только наш, но и множество иных миров, существующих в параллельных реальностях. Вселенную он представляет в виде огромного Кристалла, на каждой грани которого находится свой особый, собственный мир. Некоторые очень похожи на наш и появились, видимо, в результате альтернативных развилок исторического развития, другие – нечто совсем странное и причудливое.

Между этими мирами можно путешествовать – ведь они связаны между собою Дорогой. Выход на Дорогу знают дети – любознательные и отважные мальчишки, жадные до приключений, обуянные желанием помощи ближнему. А помощь, увы, требуется очень часто, ибо жизнь во многих из крапивинских миров развивается в жанре бесчеловечной антиутопии. Скажем, при чтении романа «Помоги мне в пути» (1993-й) впору завыть от безнадеги – созданный в самое гнилое постперестроечное время, он поднимает страшные вопросы, не давая на них ответов, оставляет жуткое послевкусие. И борьба со злом у Крапивина ведётся всерьёз, не на шутку, здесь можно запросто сложить голову. Находит свою смерть, например, в «Голубятне на Желтой Поляне» юный Гелька Травушкин, пытаясь разъять дурное, замкнутое кольцо времени. Умирает, сражённый пулей, отважный юноша Дуг, спасающий малышей от тиранической власти служителей Ящера в «Детях синего фламинго». Погибает в схватке с хулиганами молодой Толик Нечаев, герой повести «Граната (Остров капитана Гая)».

Есть у Крапивина две страсти, две среды, открывающие выход в идеальное пространство – Море и Небо. Его герои из произведения в произведение обожают корабли, прекрасно разбираются в морской терминологии, сами то и дело пускаются в путешествие, а своими духовными отцами почитают великих мореплавателей, вроде Крузенштерна. Восторгу же полета, ощущению мечтательной легкости Крапивин посвятил целый цикл «Летящие сказки».

Ну а в последние годы он всё чаще окунался в атмосферу собственного детства, воссоздавая в поздних своих вещах реалии 40-60-х – это и «Ржавчина от старых якорей» (2002-й) и «Стеклянные тайны Симки Зуйка» с очень точным подзаголовком «Воздух той давней ночи» (2005-й) и последнее крупное произведение мэтра «Переулок капитана Лухманова» (2013-й).

В последние семь лет своей жизни Крапивин сохранял творческое молчание, новых книг не выпускал, объясняя это усталостью. Но всё равно оставался на слуху. Громко радовался возвращению любимого им Севастополя в состав России – чем навлёк на себя порицание «рукопожатной» общественности. Получил премию президента Российской Федерации – за «вклад в развитие отечественной детской литературы и патриотическое воспитание подрастающего поколения». Раздавал интервью – с мэтром постоянно общались журналисты, жаждавшие узнать его мнение по тем или иным вопросам. И вот его не стало. 15 июля, встав с постели, упал, родные вызвали «скорую помощь», Владислава Петровича отправили в терапевтическое отделение 40-й больницы Екатеринбурга. Дочь писателя рассказывала в «Фейсбуке», что они столкнулись с халатным отношением тамошних медиков – и когда Крапивина 7 августа забрали домой, его состояние было много хуже, чем прежде. Классика поместили в другое лечебное заведение, более профессиональное и качественное, но оказалось уже поздно – через некоторое время он умер. Очень горько осознавать, что Крапивин больше не является живым нашим современником. Остаётся лишь надеяться, что Владислав Петрович ушёл на другую грань Великого Кристалла – туда, где он сейчас нужнее. Ведь Дорога никогда не кончается…