Татарский торг

Было это еще в те времена, когда в России была милиция, а не полиция, года три или четыре тому назад.

Мы с товарищем частенько ездили на машине по различным делам, несколько раз доезжали до Соликамска в Пермском крае, и должен вам сказать, что, по моему опыту, гаишники, которых я помню по концу 90-х, уже не те, на латвийские номера не бросаются, да и вообще хлопот не доставляют, если не нарушать.

Но все же бывают и исключения. Едем мы, стало быть, из Перми домой, едем в ночь, один спит сзади, другой машину ведет. Я за рулем, любуюсь ночной дорогой, за Ижевском начинается сплошной спуск километров на сто, а то и больше — заканчивается Урал.

Четыре часа утра, дорога пустая, все хорошо, еду — не нарушаю. Подъезжаем к Татарстану, дорога на спуске немного виляет и выходит к реке, а на том берегу, за мостом, уже в Татарстане, пост ДПС.

Останавливает, проверяет документы и просит пройти в будку. Захожу. Там за стойкой сидит щупленький такой татарчонок в форме, а перед ним лежит подзорная труба.

— С тебя, — говорит, — штраф за то, что ты фуру по знак 70 на спуске обогнал.

— Дорога, — говорю, — пустая, фуры никакой не видел.

На что он отвечает:

— Там, на горе, за лесом, — и указывает на подзорную трубу. — Я все видел.

Я стою в некоторой растерянности... Дальше — больше. Берет он бумажку, сворачивает кулечком и говорит:

— Дыши.

Я дышу в кулечек, он нюхает и зовет меня в соседнюю комнатку. Там достает аппаратик с дырочкой и просит дыхнуть. Я дышу в дырочку, он смотрит на показания и говорит:

— А у тебя алкоголь.

Начинаю объяснять, что я вообще не пью, на что он задает вопрос:

— Квас пил?

Я в растерянности говорю, что пил на обед, но то, мол, было в час дня, а сейчас — четыре ночи. И он мне начинает рассказывать, что в квасе тоже есть алкоголь, что у каждого организм разный, что и такое может быть, что вот сейчас он протокольчик-то составит, права у меня заберет, и поеду я завтра до городу Казани права свои вызволять. Потом ненавязчиво так добавляет, что в Москве за процедуру вызволения прав тысячу долларов берут.

Тут я начинаю валять дурака: «И что?» Он мне по новой начинает рассказывать про алкоголь в квасе, про права и про стоимость их вызволения. Видит на подоконнике бутылку кваса и, разглядывая этикетку, рассказывает, что сейчас он пробирочку-то откроет, я туда дыхну, и тогда уже обратного пути не будет, права отнимет всеобязательно. Видимо, не находит того, что искал на этикетке, и бутылку ставит на место.

Мне становится интересно.

— И что? — спрашиваю я снова.

— Предлагай! — говорит он. Мол, прояви инициативу.

Я говорю, что не знаю, что предлагать, поскольку не понимаю, что происходит. Наивно так. Он мне снова рассказывает всю историю с начала. На мое очередное «ну-и-что» он не выдерживает и говорит:

— Пять тысяч рублей. (По тем временам это около сотни латов.)

— Не многовато ли? — спрашиваю.

— В Москве тысяча долларов

— Ну, то Москва...

— А тут Республика Татарстан, — отвечает он, что, в принципе, возражений не предполагает.

— Знаешь, — говорю, — нет у меня таких денег с собой.

— Сколько есть?

— Да очень мало, вот, поистратились в дороге.

— Пятьсот, — делает он очередную ставку. Мне становится интересно, чем это кончится. А он снова мне рассказывает, как он вскроет пробирку — и тогда уже обратного пути не будет...

Я говорю, что и пятисот нету. На что он предлагает мне сходить в машину и принести сколько есть.

Я иду в машину. Товарищ мой мирно спит. Я, слегка побудив его, рассказываю историю, на что он советует:

— Пусть вскрывает свою пробирку, — поворачивается на другой бок и засыпает снова.

Я возвращаюсь, и с порога:

— Вскрывай пробирку.

— Да ты что! Это ж если вскрыть, то бумаг сколько заполнять надо. Давай двести рублей — и разойдемся.

— За что двести рублей-то?

И он, не задумываясь, как будто мы только об этом и говорили:

— А за то, что ты там, на горке, фуру под знак 70 обогнал.

Немая сцена, потом я прихожу в себя:

— Не было там никакой фуры.

А он, уже протягивая мне права:

— Ну, сто рублей.

Я, мотая головой, забираю права и иду к выходу.

— Ну, хоть еду какую-нибудь из машины принеси!

Я махнул рукой, сел в машину и уехал. Да и не было у меня в машине еды... Если это хоть как-то может меня оправдать :)


Автор №20



Вторая древнейшая

Подвигла меня на написание этой байки статья уважаемого Председателя «Сегодня газете «Бизнес&Балтия» — 20 лет!». Так сказать, в продолжение темы.

Получилось, что я, как и все перечисленные в комментариях (сердечное спасибо Ольге Павук, многих вспомнил), таки нес то самое «бревно» с нашим великим Вождем — Председателем. Что подвигло меня, уважаемого человека, работающего радиоинженером-конструктором на вполне успешной фирме, бросить все и пойти в журналисты? СЛАБОСТЬ, ЖАДНОСТЬ и ТЩЕСЛАВИЕ.

Расскажу, как я написал свою первую статью в «Бизнес&Балтию». Тогда и станет очевидным, почему мой опус достоин рубрики «Деньги не главное».

Произошло это в 1995 году. Я, после шатания на вольных хлебах, нашел себе работу и после сурового безденежья пребывал в достаточно стабильном положении, которое менять не собирался. Плюс неплохие халтуры.

Через некоторое время Юрий, мой бывший начальник по КБ «Орбита», уже процветающий директор успешной газеты, начал меня привлекать на всяческие мелкие работы. Отвез по его просьбе несколько пачек газет в Питер — намечался какой-то проект с «Деловым Петербургом». Потом переделал все телефоны в редакции под запись на диктофон. Работы не бог весть какие, но платил Юра щедро.

Как-то, глядя на меня своим незамутненным взглядом, он предложил пойти к ним в газету работать журналистом на телекоммуникационные темы. Мол, писать беллетристику — народу навалом, а вот разбираться в технических вопросах некому. Как раз грянуло время модернизации телефонных сетей, начали развиваться мобильная связь, кабельное телевидение. Темы горячие, а журналисты их не жалуют. Вот и снаряжаются обычно всякие «девочки для битья».

Уже позже я узнал, что у газеты как раз незадолго до этого приключились большие неприятности с Lattelekom. Одна очень яростная журналистка, движимая в основном общей нелюбовью к монополисту, такого нагородила, что пришлось писать опровержение и всячески перед ним расшаркиваться.

Я отнекивался. Это было просто смешно. Последнее литературное произведение, мною написанное, было — сочинение на вступительном экзамене в РПИ, что-то про комсомол. Я шел туда после армии, и остальные темы были для меня в полном мраке.

Но Юра уже тогда обладал одним непревзойденным качеством — если ему что-то в голову втемяшилось, он умрет, но своего добьется. Есть аргументы, нет аргументов — не играет роли. Я проявил СЛАБОСТЬ и решил попробовать свое перо.

Как раз случился десятилетний юбилей у Baltkom, вот меня туда и снарядили. Я отпросился с работы и пошел к ним разбираться. Сам директор Baltkom — господин Кезберс подробно мне рассказывал и показывал, чем они занимаются, как все это работает, какие у них успехи. Мне очень польстило отношение к моей персоне. Я оказался банально ТЩЕСЛАВЕН.

Уж не знаю, как у меня получилось изображать маститого журналюгу, но директор был крайне удивлен, почувствовав по моим вопросам, что журналист разбирается в телевидении. На другой день у них состоялась презентация — с прессой, телевидением и, конечно, с фуршетом в кафе в Старой Риге. Пришлось опять отпрашиваться. Это была пятница, а всю последующую субботу я сочинял байку об этом эпохальном событии. Писал в дочкину тетрадку в линеечку.

Мне обозначили объем в 2,5-3 тыщи знаков. Я черкал и переписывал заново. Пересчитывал знаки и опять черкал. В понедельник я — тварь дрожащая — пришел в газету. В «новостях», куда она предназначалась, сказали, что на новость она не тянет. Событие произошло в пятницу, а следующий номер выйдет в среду (тогда газета выходила три раза в неделю), так что давай в «рынки и компании».

Сергей Гродников, сейчас — заметный человек в Риетуму Банке, а тогда — завотделом, читал, вздыхал, хмыкал неодобрительно… но принял. Все-таки протеже самого директора. В пятницу она в объеме аж 1200 знаков появилась на страницах уважаемого издания. Гонорар, который мне был рассчитан, составил примерно 1,70 Ls. И это за три часа работы (с дорогой) в один день, три часа в другой, плюс угробленная суббота.

Здесь заканчивается повествование на тему «деньги не главное», а начинается на тему "деньги — главное". Я исплевался и про себя твердо решил: в газету больше — ни ногой. Грела только мысль о вкусном фуршете — простые инженеры в таких местах обычно не столовались.

Я высказал Юре все, что думаю о его приглашении, о его бизнесе, ну и так далее. Но он, не особо вслушиваясь в то, что я говорю, опять устроил мне планомерное промывание мозгов. Я опять не выдержал, взял отпуск и целый месяц проработал в газете. Первая зарплата меня приятно удивила. Она была почти в 1,8 раза больше моей инженерной.

Зная Алексеева, я вполне допускал мысль, что она частично была мне выдана авансом, но, как оказалось, я был еще и ЖАДЕН. В общем, назад в инженеры я не вернулся. Вот так началась моя журналистская карьера, которая продолжалась до середины 2001 года. Затем писать надоело, и я, изредка пописывая, продолжил работу в газетах на административных должностях аж до 2008 года.

А затем — обратно в инженеры. Круг логически замкнулся.