Автор №13



Как я искала Сталина

Эта история случилась в тот год, когда мэром Риги был Боярс-младший, а я состояла в партии ЛСДРП, не на шутку веря в социал-демократические идеалы «либерте, эгалите и фратерните». Работая в социальном отделе одной русскоязычной газеты, «сидела на ситуациях», устных и письменных «жалобах простых трудящихся и пенсионеров». Недостатка в темах не было. Как врачи запоминают своих пациентов не по именам, а по диагнозам, так социальные журналисты своих — по темам. Сигизмундыч (такое отчество как забыть) принес тему Сталина.

Котлован

Для своих 75 Сигизмундыч был необыкновенно шустр. Не ходил — бегал. Характер имел ерепенистый. Чуть что не по нем — становился в позу боксера веса пера. Питался, по его словам, почти исключительно сахаром, что, опять же по его словам, позволяет сохранять живость ума. И впрямь, на здоровье не жаловался, вот только «в последнее время что-то хуже видеть стал — все как в тумане, пришлось даже очки выписать».

Его рабочий день начинался в 5 утра — он делал мебель в присущем ему стиле «таутас». В этом же стиле, со своей вечной присказкой «судьба играет человеком, она коварная и зла, то вверх подбросит без предела, то в пропасть кинет безо дна», Сигизмундыч любил пофилософствовать, порассуждать о причинах и следствиях всего на свете.

«Женщина, вижу, ты смелая и справедливая. Вот и решил я тебе тайну свою открыть сокровенную. Не корысти, конечно, ради, хотя… Сама понимаешь, это только курица от себя гребет, а человек — не курица, он все к себе норовит подгрести, все к себе… Ну вот. Дело было в 1956 году, Хрущев тогда разоблачал культ личности Сталина. Я в то время работал в мастерской при железной дороге. Мы вырыли котлован под фундамент новой мастерской. Тут как раз негласный приказ Хрущева выходит: по всей стране памятники Сталину снести. А у нас в Булдури, чтобы ты знала, бронзовый Сталин стоял — точь-в-точь такой же, как Ленин в Риге, на улице Бривибас. В шинели, с вытянутой вперед правой рукой. В Сталине, как и в Ленине — пять тонн бронзы, внутри — полый. Их даже один скульптор делал, вот фамилию только забыл».

Видя, что я заинтригована, Сигизмундыч вдохновенно продолжил. «Из-за спешности дела решили использовать уже готовый котлован. Ночью Сталина к нам привезли, мы его уложили, а Кузьмич ему правую руку отвинтил и сверху на живот бросил. Потом цементом залили, 20-сантиметровым слоем, а уже пото-о-ом, гораздо позже, в начале 60-х, мастерскую все-таки построили. Прямо на Сталине».

Репше с вазой

«А теперь смекай, — Сигизмундыч перешел на шепот. — До 91-го года Сталин никому не нужен был, цветными металлами никто не интересовался. Да и боялись люди, этот страх у нас в каждой жилке сидел: тронь Сталина — мало ли что? Живу не быть, аль загонят, куда Макар телят не гонял. Но годов много прошло. Поумирали все свидетели. Осталось нас трое: я, Кузьмич, да еще Сидор Поликарпович — он из нас самый старший. Тайну Сталина мы храним, я частенько навещаю друзей. «Ну что, лежит Сталин? Лежи-и-т», — это у нас как пароль.

Да и как ему не лежать? Мастерская на нем стоит, а если бы Сталина кто тронул, то в рабочем поселке знали бы об этом — там, как в деревне, от людей ничего не утаишь. Кузьмич и Сидор Поликарпович всенепременно бы знали. Памятник — он не мешок с картошкой, втихую не выкопаешь. Там он! Там!!» Сигизмундыч предложил, не мешкая, поехать на место упокоения вождя народов. «Бери, Таня, памятник, не жалко!» Он не хотел денег. Но он хотел славы. Поэтому выставил некое условие.

Надо сказать, что в отличие от своих аполитичных друзей — Кузьмича и Сидора Поликарповича — Сигизмундыч имел политические взгляды. Его кумиром был почему-то… Репше. Мне надлежало устроить торжественную встречу. Репше должен был сказать речь и пожать руку патриотическому гражданину Сигизмундычу за беспрецедентный исторический дар латвийскому народу.

Потом Сигизмундыч вручит Репше еще один дар — самолично изготовленную ВАЗУ. Редакционный фотограф должен будет все это дело запечатлеть. Украшенная инкрустацией из разных пород дерева и кусочками янтаря, ВАЗА давно уже ждала своего часа в укромном месте — подальше от востроглазой проныры-жены. Репше был мною обещан Сигизмундычу.

Несколько дней я волновалась. Сталин явился мне во сне. Синим карандашом он ставил свою подпись на какой-то бумаге, и я знала, что это — приказ отрезать мне уши, нос и язык. Проснулась, помню, в холодном поту, но решения своего все-таки не изменила. Нужна была БРИГАДА единомышленников. Конечно, со всеми придется поделиться по-честному.

Продавать памятник как лом не было смысла. Тонна бронзы тогда шла по 1200 латов. Умножаем на пять — получаем шесть тысяч. Мало. А вот если памятник продать как историю, то можно получить в пять раз больше денег. Покупателей хоть отбавляй. Я их без особого труда могла найти через своих высокопоставленных партийных товарищей.

Бригада

Она составилась из пяти человек. Сигизмундыч, Адвокат, ОЧ (Ответственный Чиновник, к тому же депутат Сейма), владелец той земли, в которой покоится памятник, и я — за бригадира. Адвокат был нужен, чтобы ко мне не пришла полиция. Он написал нужные бумаги. По ним получалось, что Сталина когда-то за ненадобностью подарил Сигизмундычу прораб. А, дескать, бери, Сигизмундыч, Сталина, и вот тебе еще два экземпляра дарственной, закрепляющей твои права.

Один экземпляр, по нашей версии, Сигизмундыч приложил к Сталину, и его со временем сожрали мыши, а второй Сигизмундыч искал и никак не мог найти дома. Все свои права на Сталина Сигизмундыч официально передал мне у нотариуса, и этот документ у меня до сих пор хранится. Хотите — верьте, хотите — нет, но всего за семь латов тридцать сантимов я стала владелицей памятника!

ОЧ сыграл свою роль блестяще. Оказалось, что у него как раз имеется Репше для Сигизмундыча — один знакомый безработный артист драмтеатра оказался весьма похож издалека... А учитывая, что Сигизмундыч в последнее время что-то видеть стал все как в тумане… В общем, была организована краткая предварительная встреча. На скромных условиях артист согласился минут 10 молча посидеть в кресле ОЧ с непроницаемым выраженьем на лице. Говорил ОЧ. Он строго спросил Сигизмундыча, осознает ли он ответственность перед будущими поколениями? Не желает ли он заложить КАПСУЛУ с неким посланием на место выкопанного памятника? Нежно зардевшись, Сигизмундыч потупился и промямлил, что сказать будущим поколениям ему совершенно нечего.

Введенный в курс дела Владелец Земли поначалу впал в праведный гнев. «Да как вы смели приватизировать вещь, принадлежащую народу и… мне!» Но быстро заткнулся, так как ОЧ обладал какой-то информацией о нем самом как о приватизаторе народного добра.

День Икс

Чувствуя себя полководцем, я прибыла на место спозаранку, раньше всех. Стоял ноябрь. Простые добрые люди, рабочие ж/д мастерской, пригласили меня погреться в свою бендежку, напоили чаем. Они знали, что сегодня будут раскапывать Сталина в старой заброшенной мастерской, и не одобряли этого. «Зачем трогать Сталина? Пусть бы себе лежал под землей». Еще сказали, что такого высокого начальства, которое ожидается сегодня, они в своем поселке отродясь не видывали. Я пила чай, думала об их словах и почему-то не могла оторвать глаз от картины, украшавшей их бедный быт. Картина была куплена пять лет назад за бутылку водки и представляла из себя жуткую копию «Данаи». Рабочие уважительно называли ее похожим словом — «Нагая».

Наконец все собрались — Бригада и человек 10 солдат (стараниями ОЧ) с лопатами и металлоискателем. Закипела работа. Металлоискатель то и дело заливался «всеми бубенцами», но кроме пары-тройки металлических прутиков в земле не нашли ничего. Сигизмундыч кусал губы. Он сбегал в поселок и притащил двух своих свидетелей — Кузьмича и Сидора Поликарповича. Они указали место метрах в 40 поодаль от старой мастерской, и раскопки возобновились. Ни-че-го. «Великие путаники» (как ласково назвал бы их Иосиф Виссарионович), оказывается, не были непосредственными участниками «захоронения».

Примерно через недельку-другую мы еще раз напряглись и… таки нашли Сталина. Но не большого бронзового, а маленького гипсового. В виде черепков. Нашелся даже человек, который якобы самолично в 1956 году разбил этот гипсовый памятник и закопал черепки, но того человека мы уже не стали слушать. Гипсовые черепки, а не деньги, явились и наказанием, и финалом трагикомедии, сюжет которой неудержимо двигал вперед один из семи смертных грехов человеческих — ЖАДНОСТЬ. Видно, и в самом деле в этой жизни деньги — не главное.

Автор №14


Очень короткий рассказ

Уже даже и не помню, в каком году это было. Но точно еще до того, как случилась независимость.

Но помню, что вдруг на сеновале, на котором аврально (в очередной раз) работала почти вся администрация нашего колхоза «Эзерциемс» Рижского района, опустело.

Тем не менее прибывающие возы продолжали разгружать — я, главный энергетик колхоза Андрей Шустов (это ничего, если я нарушаю анонимность) и главный комсомолец колхоза Юрис Вуцанс, по совместительству заведующий свиноводческим комплексом «Эйкажи». В таком составе мы трудились до вечера, примечательно — ни один тракторист рабочее место не покинул.

Причина дезертирства раскрылась очень быстро. Недалеко (27 км) от сеновала проходило Псковское шоссе, на котором вовсю разворачивалось буйство братания бывших партнеров по Совьет-Союзу и будущих конкурентов по Евро-Союзу («Балтияс цельш» в официальной терминологии).

И вот тогда я, наверное, впервые, подумал — деньги (ну, в смысле, сохранить сено) не главное.

Я и сегодня так же думаю.

То есть, в смысле, вместо того чтобы грузить сено, я лучше пойду подержусь за руки.

И судя по тому, что в этой богом забытой стране происходит, так думаю не я один.