Если перестать повторять замусоленные фразы вроде: «Принципы гуманизма должны соблюдаться неукоснительно», или «Высшая степень гуманизма — это проявление жалости к обездоленным» и постараться взглянуть на ситуацию с беженцами бесстрастным и реалистичным взглядом, то обнаружится красноречивая картина. Как сказали в популярном сериале про «Ликвидацию» — «Картина маслом».

Демографическая ситуация на Ближнем Востоке и арабском мире (по материалам профессора Гуннара Хайнзона и его сенсационной книги «Сыновья и мировое господство: роль террора в подъеме и падении наций» (Sohne und Weltmacht: Terrorism, Aufstieg und Fall der Nationen, 2003, а также его последних статей) такова, что не учитывать объективных демографических тенденций уже нельзя.

Запад за последние годы столкнулся с фактором гигантского роста количества молодежи в большей части мусульманского мира, где происходит демографический взрыв.

В течение всего лишь пяти поколений (1900-2000 гг.) население в мусульманском мире выросло со 150 миллионов до 1200 миллионов человек, то есть больше чем на 800%.

Гуннар Хайнзон дает объяснение этому явлению, породившему непредвиденную и необъяснимую волну терроризма и насилия, которая сокрушает в настоящее время наш мир через введение понятия «злокачественный демографический приоритет молодежи».

Обозначая этим понятием явление, которое подтверждается элементарным математическим расчетом — сравнением количества мужчин в возрасте 40-44 лет с мальчиками в возрасте от 0 до 4 лет.


Демографический сбой происходит тогда, когда на каждых 100 мужчин в возрасте 40-44 лет приходится меньше, чем 80 мальчиков в возрасте от 0 до 4 лет.

В Германии это соотношение равно 100/50, а в секторе Газы — 100/464. Профессор Хайнзон использует термин «демографический сбой», чтобы охарактеризовать страны, которые будут неспособны сопротивляться взрывообразному приросту молодежи других стран. Германия и Япония уже готовы «демографически сдаться» мусульманским странам, подобно Афганистану (100 мужчин / 403 мальчика), Ираку (100 мужчин / 351 мальчик) и Сомали (100 мужчин / 364 мальчика).

Опять же, демографическая статистика фиксирует, что насилие имеет тенденцию происходить в тех обществах, где юноши от 15 до 29 лет составляют больше 30% от общего населения.

Причины достаточно понятны, а думающему и рефлектирующему исследователю — даже очевидны. Это, в первую очередь, — примитивно понятые религия, национализм, марксизм, и даже — фашизм.

 

Другими словами — это комплекс идей, которые очень быстро находит отклик в неокрепших юношеских умах и, как писали классики марксизма, становится материальной силой, противостоять которой можно только материальным сопротивлением.

Именно во имя достижения этих идей вершится насилие, а более тонкие различия — во имя каких идей — несущественны.

Сейчас в мире существует 67 стран с демографическим приоритетом молодежи, в 60 из них уже происходит либо массовый геноцид, либо гражданская война. Гуннар Хайнзон не считает, что экономическая и гуманитарная помощь странам с демографическим приоритетом молодежи может предотвратить войны, социальные волнения, террор или массовые убийства.

Наоборот, в некоторых случаях эта материальная помощь, предоставляемая с самыми лучшими намерениями, является причиной насилия.

Для сравнения: население Китая выросло с 400 миллионов до 1200 миллионов человек (300%), а население Индии — с 250 миллионов до 1000 миллионов (400%).

Между 1988 и 2002 годами в развивающихся странах родились 900 миллионов сыновей, и горячие точки стали практически предсказуемы.

Накануне талибского переворота в 1993 году население Афганистана выросло с 14 до 22 миллионов; в Ираке в 1950 году было 5 миллионов человек, а сейчас там 25 миллионов, несмотря на постоянные войны в течение четверти столетия; начиная с 1967 года, население Западного берега и сектора Газы выросло с 450 000 до 3,3 миллиона, причем 47% из них — молодежь 15-ти лет!

К концу жизни нынешнего поколения в Афганистане будет столько же юношей моложе 20 лет, сколько во Франции и объединенной Германии вместе взятых.


Что стоит за этими сухими цифрами демографической статистики?

Ответ должен быть, как мы и договаривались — бесстрастным и реалистичным. Но для этого бесстрастного и реалистичного взгляда на жизнь необходимо отказаться от тех идей, которые были нам очень приятны на протяжении почти 70 послевоенных лет.

А именно — от идей морального и культурного релятивизма, мультикультурализма, феминизма, экологизма (сохранение окружающей среды любой ценой), антикапитализма и антиколониализма.

Мы должны осознать, что при доминировании таких идей нам не понять, что реально происходит. Мы находимся в плену этих идей — как бы привлекательно они ни звучали.

Нужно также отдавать себе отчет, что с т.н. «прогрессивной интеллигенцией» невозможно вести разумную дискуссию по всему широкому спектру подобных вопросов, поскольку по каждому такому вопросу для них существует только одна точка зрения, не допускающая никаких отклонений.

Поэтому идеология любого рода фундаментально отрицает иное, а значит — здравый смысл и истину. А если нет истины, то нет и лжи — и правда, и ложь превращаются всего лишь в альтернативные нарративы.

Моральный и культурный релятивизм — вера в то, что субъективный опыт важнее морального императива и любого представления об истине и объективности — переворачивает понятия правильного и неправильного с ног на голову.

 

Хранители разума — именно так позиционировались интеллектуалы — превратились в его разрушителей.

Все эти упомянутые выше разные идеологии утопичны, каждая по-своему, и все они постулируют создание совершенного общества.

И когда утопии не сбываются, как это всегда и происходит, их сторонники неизменно выискивают «козла отпущения», на ком можно было бы выместить всю свою ярость по поводу неудачи в установлении их совершенного общества. И поскольку эти утопии всегда говорят о создании совершенного общества, эти «козлы отпущения» превращаются во врагов человечества.

Короче говоря, Запад не может защитить себя от исламского джихада, потому что он больше не в состоянии даже мыслить честно. Но эту смертоносную мешанину в умах интеллигенции следует воспринимать, в свою очередь, в контексте глобального дипломатического процесса, который и сам воплощает в себе перевернутое мышление, раздувающее пламя фанатизма и пораженчества.

Следует снова и снова подчеркнуть, что причиной того, почему побеждают те, кто проповедует фанатизм и утопизм, является тот факт, что западный мир не пытался бороться с ними и победить, а вместо этого с самого начала занимался их умиротворением.

Арабский и мусульманский мир давно поняли, что если им удастся сформировать нарратив, говорящий в пользу «обездоленности» мусульманского и арабского мира, то это позволит рекрутировать миллионы фанатиков на поддержку и распространение мусульманского мира, а в перспективе и с использованием насилия.

Такое развертывание событий приводит в замешательство и деморализует потенциальные жертвы — европейские страны. Для Запада же подобное поведение — подлизываться к своим врагам, одновременно обвиняя во всем своих друзей и коллег по ЕС — есть непроработанный комплекс вины. Разговоры на уровне дипломатических дискуссий показывают очень тревожное отсутствие иммунитета против опасности в политическом классе Европы.

И это, в конечном итоге, убьет его.


В США осознали бесперспективность «умиротворения» и «потакания» людям и группам людей, которые не могут самостоятельно обеспечить себя.

В 1935 году в США был принят закон «Помощь детям-иждивенцам», который гарантировал помощь от государства каждой матери, имеющей несовершеннолетних детей в семьях, где муж либо умер, либо стал инвалидом. В то время любой женщине, белой или черной, было стыдно получать от общества пособие на незаконнорожденных детей.

Но к 1965 году социальная этика изменилась: мужчина в семье безработной матери стал помехой, в то время как незаконные дети приносили доход.

Количество семей, получающих «социальную помощь», резко возросло. С 1965 по 1995 годы их число составляло 10% от всех американских семей, а число незаконнорожденных детей — 15% от всех детей.

Так как большинство иждивенцев были чернокожими, появилось следующее объяснение проблемы: она, мол, вызвана черными генами, хотя статистика рождения незаконных детей и беременностей девочек-подростков в первой половине столетия для черных мало чем отличалась от аналогичных показателей для белых.

В 1997 году вступил в силу новый закон, предусматривающий «социальную помощь» для женщин и их детей в течение только пяти лет. Получателю пособия было дано право выбора: либо получать «социальную помощь» все пять лет подряд, либо разбить этот срок — на несколько, более коротких периодов.

Вокруг закона было много споров: несколько высокопоставленных должностных лиц в администрации Клинтона ушли в отставку, протестуя тем самым против того, что они считали нападением на самых беззащитных — матерей-одиночек и их детей. Эксперты предсказывали, что к 1997-1998 годам число получателей «социальной помощи» возрастет с 12 миллионов до 14.

 

Фактически это предсказание продемонстрировало пример расистского отношения либералов с добрыми намерениями, которые никак не ожидали рационального поведения от чернокожих.

На самом же деле черные девушки оказались достаточно разумными, чтобы принимать противозачаточные средства, и количество получающих «социальную помощь» сократилось с 12 миллионов до 4. Это позволило считать закон самой успешной социальной реформой в американской истории.


В Европе же все пошло по неправильному пути где-то в начале 1980-х.

В Германии крупные изменения пришлись уже на 1990-е годы, когда иммиграция стала массовой: между 1990 и 2002 годами в Германию въехали 13 миллионов иммигрантов, из которых большинство — неквалифицированные рабочие. То же самое произошло и во Франции.

Снять такое тяжелое бремя всеобщего благоденствия с государственного бюджета можно только через законодательство. Нужно принять закон, согласно которому дети, рожденные после оговоренной даты, должны быть на содержании не у государства, а у своих родителей.

Это будет равносильно революции в сознании тех, кто до сих пор считает, что Европа «обязана» помогать «нищим и обездоленным». Но такой революционный путь в Европе даже не обсуждается.

Профессор Хайнзон отнюдь не оптимистически смотрит в будущее и мало что может посоветовать. Он хотел бы видеть большую иммиграцию из Китая, но при этом признает, что образованные китайцы вряд ли будут стремиться жить в стране, где им придется кормить столько иждивенцев.

Если мы возьмем 100 двадцатилетних французов и немцев, то 70 из них также должны содержать 30 иммигрантов их собственного возраста, а также их отпрысков. Для многих — это просто неприемлемо, особенно во Франции, Германии и Нидерландах.

Именно поэтому они бегут.

 

Нынешние критерии Европы для принятия иммигрантов сводятся к следующему:

1. Являются ли они жертвами дискриминации.

2. Имеют ли они уже родственников в Европе.

3. Если они въехали в Европу нелегально, они должны быть легализованы.

4. И наименее важный — иммигрант должен быть востребован рынком труда.

Германия — только один пример потери миллиардов из-за недостатка квалифицированной рабочей силы. Там имеется 2 миллиона доступных вакансий, которые некем заполнить, и в то же время на социальных программах сидят 6 миллионов иждивенцев.

Во Франции на каждую женщину приходится двое детей, однако из каждых пяти новорожденных два ребенка рождены арабскими или африканскими женщинами. В Германии 35% всех новорожденных не являются немцами, 90% тяжких преступлений совершается не немцами.

В Тунисе на каждую женщину приходится 1,7 ребенка. Во Франции она может позволить себе иметь шестерых детей, потому что французское правительство платит ей щедрое пособие на каждого.


Гуннар Хайнзон отвергает возможность вооруженного сопротивления в том случае, если экономика европейских стран рухнет под давлением бездельников-иммигрантов: «А кто же останется, чтобы бороться? Вся молодежь к тому времени уедет».

Профессор приводит результат общественного опроса, проведенного в 2005 году в Германии: 52% из возрастной группы 18-32 хотят уехать. Единственные, кто остаются верными и лояльными поборниками нынешнего социального устройства во Франции, в Голландии, в Скандинавских странах и в Германии, это живущие «на социальном пособии». Они признают: «Нигде в мире о нас так заботиться не будут».

И этот фактор привлекает в Европу все новых и новых беженцев.


К сожалению, причин для оптимизма относительно будущего Европы слишком мало.

Гуннар Хайнзон еще в июне этого года сделал пугающее предсказание об истинном потенциале начавшегося переселения народов. По его расчетам к 2050 году 950 миллионов беженцев — африканцев и арабов двинутся в путь с единственным намерением — попасть в Европу. В период 2015-2050 годов Европа будет физически готова принять не более 250 миллионов из них.

Последняя волна иммиграции в Европу должна рассматриваться в качестве аспекта «демографии войны». Речь идет вторжении жителей стран третьего мира в Европу, которое мало чем отличается от военного.

 

24 июня 2015 года Хайнзон опубликовал короткую статью, озаглавленную «Как много африканцев устремится в Европу?». Его выводы шокируют — Европа будет погребена под волной беженцев с Востока.

В ближайшие 35 лет туда устремится 950 миллионов человек. Следует отметить, что предсказание делается на основании данных 2009 года, когда не существовали организации типа Боко Харам, когда в Ливии было спокойно, и когда в Сирии никто не думал о надвигающейся гражданской войне.

Каковы возможности приема такого количества людей — совершенно неясно.

Профессор Хайнзон отмечает, что в 2012 году в Германию переселилось 1,1 миллиона человек, в 2013 — 1,2 миллиона. В Германии живет 82 миллиона человек. За указанные периоды времени страну покинули 0,7 и 0,8 миллиона человек соответственно.


Если экстраполировать данные пропорции на весь ЕС, с общим населением в 507 миллионов человек, то в ближайшие 35 лет в Европу теоретически может переселится 250 миллионов экономических мигрантов.

Основываясь на данных опросов института Гэллопа, Гуннар Хайнзон указывает на то, что к 2050 году 950 миллионов человек из Африки и арабских государств захотят переселиться в Европу. К 2050 население Африки будет составлять не 1,2 миллиарда человек, как сейчас, а 2,4 миллиарда.

Уже к 2040 году половина населения Земли в возрасте до 25 лет будет состоять из африканцев. Этот процесс будет сопровождаться радикальным старением и вымиранием аборигенного населения Европы.

При уровне рождаемости 1,5 ребенка на женщину, каждый год в Европе не рождается 2,1 миллиона младенцев, необходимых для поддержания стабильного демографического уровня. Кроме того, высококвалифицированные европейцы будут покидать континент и устремятся в три неприступные для переселенцев крепости — Австралию, Канаду и Новую Зеландию.

Профессор Хайнзон трезво оценивает перспективы: нынешние пропорции, когда на каждые 100 пожилых людей (55-59 лет) в Германии и Австрии приходится 70-80 подростков-пацифистов не имеют шанса сохраниться. Вместо этого указанному количеству пожилых людей придется иметь дело с 300-700 разъяренными африканцами — без образования, перспектив и ясных целей в жизни.

 

«Я могу лишь надеяться, что Америка не будет следовать примеру европейцев. И что у нас еще есть время понять, что система, которую в настоящее время мы пытаемся внедрить, предусматривает предпочтение для талантливых, интеллектуальных, образованных и способных. И что эта система заложит основу нашего будущего, которое может быть гораздо более светлым, нежели то, которое грозит старой Европе — континенту проигравших».

Именно это — угрозу Европе стать континентом проигравших — мы и не понимаем, обсуждая проблему беженцев.