После распада СССР не было российско-татарской или российско-украинской войны, а грузинская и чеченская были. И ясно, что дело не в том, что в России как-то особенно плохо, хуже, чем ко всем остальным, относятся к грузинам и чеченцам.

Для западного либерального журналиста, зрителя, читателя произошедшее в Бостоне должно быть крайне неприятным сломом стереотипов. От него можно отговориться тем, что у террористов нет национальности. Эта правильная фраза означает только одно: не все лица той же национальности террористы. Даже не большинство. Даже не половина. А в остальном – национальность у террористов очень даже есть. И мало того что есть, она входит в прошивку их теракта. Большинство терактов так или иначе связаны с национально-религиозными комплексами. И то, что сделает католик-ирландец, никогда не сделает исламист-пакистанец, и наоборот.

Всю вторую чеченскую войну я провел на дипломатической службе в Афинах. И даже в православной Греции, которая своих собственных мусульман держит в черном теле (в Афинах нет ни одной официально действующей мечети), приходилось тяжело. Картина происходящего для греков была проста и понятна. В Чечне идет геноцид маленького свободолюбивого народа, который истребляют только за то, что он другой национальности и другой религии, чтобы захватить его нефть. Мы понимали, что при всем ужасном поведении российской армии дела в Чечне обстоят несколько сложнее, – мы же видим сейчас, как этот геноцид по Москве раскатывает.

Напрасно тогдашний глава ФСБ Патрушев приезжал к греческим коллегам и за осьминогом просил обратить внимание на растущую на севере Греции чеченскую диаспору. Греческие коллеги поливали очередное щупальце свежим лимонным соком и согласно кивали, изображая заинтересованность, а сами думали: «Мы тут при чем, это не наша война». Точно так же мы киваем на предостережения израильских дипломатов про ХАМАС, английских про ИРА, кого-то еще про что-то еще.

Помню нашу посольскую разъяснительную работу – лингвистическую битву с местными журналистами и политиками за то, чтобы тех, кто захватил «Норд-Ост», называли словом «террористы». В то время как в правилах хорошего тона местных изданий и телеканалов (не говоря о политиках) требовалось говорить о сепаратистах, партизанах и повстанцах. Из МИДа прислали кассету со съемкой казней в Чечне – показать при случае местным журналистам. Большинство отказались смотреть (это ж не Тарантино, а настоящая смерть), а одна смелая барышня, взглянув, написала, что это, конечно, инсценировка КГБ и хорошо, если они для этого никого действительно не убили.


Благодарность фанатика

Война была действительно не их, но сторона добра и зла была выбрана так, словно она своя, родная. Одним доставалось все сочувствие, другим – все осуждение. Гуманные скандинавские народы делали этот выбор из жалости к любым жертвам, о которых доходит слух. Не очень гуманные народы Восточной Европы – из неприязни к бывшему поработителю. Интеллигенция всего мира – из склонности защищать маленьких. Исламские страны – из религиозной солидарности. Западная Европа – потому, что сама проходила все эти постколониальные войны, во всех проиграла и была признана неправой. Американская дипломатия – потому, что кроме разумных людей там полно старых болванов, которые всю жизнь занимались сдерживанием России и ничего больше делать не умеют. Какая им польза еще от одного исламистского недогосударства, объяснить они не могли, но зарплату получать по-прежнему хотели. Сложный конфликт как минимум с тремя сторонами (потому что кроме чеченцев-сепаратистов были и есть чеченцы-федералисты) оказался простым частным случаем битвы добра со злом.

Но оказалось, что кроме банальности про то, что у терроризма нет национальности, верно и другое общее место – что не бывает чужого террора. Тебе кажется, будто каких-то негодяев можно использовать для решения правильных геополитических задач. Что если ваши флюгеры на время совпадут, то надо объединить усилия. Нет. Не надо объединять усилий с сомнительными личностями, куда бы ни смотрел их флюгер. Тебе кажется, что ты их используешь, а когда закончишь использовать – отбросишь, как ракета первую ступень. А первая ступень падает тебе на голову, предварительно обмотавшись поясом с поражающими элементами.

Другой важный урок: невозможно угодить радикалам. На то они и радикалы. Ну вот эти да, у них дикие взгляды, но мы им не враги, мы же им – моджахедам, косовской Армии освобождения, ХАМАСу, Хизб ут-Тахриру, маоистским партизанам, колумбийским повстанцам, – мы им даже временные союзники. И вот ты как американец помогаешь косовским албанцам, спасаешь их от этнических чисток, поддерживаешь на дипломатическом, информационном, гуманитарном, финансовом и военном уровне, помогаешь им одолеть силы зла. А потом 21-летний косовский албанец (ровесник Царнаевых) в аэропорту Франкфурта расстреливает американских военных летчиков – тех самых, что помогали албанцам. Потому что они американцы и враги ислама.

Это не значит, что все албанцы тебе не благодарны или что все они начнут стрелять в американских солдат. Но это значит, что благодарность фанатика албанской национальности ты не купишь никакой помощью албанскому народу. Целого мира тут недостаточно. Буржуину не купить Мальчиша корзиной печенья. Мальчиш теперь практичный: он печенье съест, а потом пойдет буржуина свергать.

Вот ты помог свергнуть полковника Каддафи, который, видит Бог, заслужил ту революцию, которую получил. Но дальше можно убить американского посла, потому что он все равно враг. Неправда, что можно откупиться от фанатиков, сделав им что-нибудь хорошее. Они не оценят.

Сейчас в Сирии на стороне повстанцев воюют граждане западных стран сирийского, арабского, тюркского, кавказского происхождения. И с точки зрения западного общественного мнения, воюют за правое дело. Около 600 человек одних только европейцев – не из какой-нибудь Боснии, а из самых благополучных стран: Великобритании, Голландии, Франции, Бельгии, Дании. Еще сотни из Австралии, Канады, других развитых стран.

Но что с ними будет, когда правое дело победит? Что будет, когда они вернутся в свою Канаду, Германию, Францию, Америку? Скажут ли они спасибо и разойдутся ли по домам? Или, съев печенье, найдут себе новое правое дело – в Канаде, Германии, Франции, Америке? Ведь если власть Асада, который ходит в мечеть и соблюдает Рамадан, для них плоха, то власть Обамы или Меркель явно еще хуже.

И неправда, что радикалу можно уступить столько-то, чтобы он оставил тебя в покое. Обычному человеку – можно, а фанатику нельзя. Вот говорят: отделим Кавказ – и это решит проблему терроризма, заживем спокойно. Не решит. Марокко уже полвека отделено от Испании, Пакистан – от Британии, а Саудовская Аравия вообще никогда не была под властью США. Кого там это останавливает? Всегда найдутся те, кто будет мстить за прошлое угнетение, как бы давно оно ни закончилось, или за экономическую эксплуатацию, или за то, что развращают наших девушек своим неправильным существованием.


Пожалели и бросили

А еще это история о том, как опасно бывает приютить ненужных тебе людей из жалости, вызванной просмотром новостей. Новости меняются, жалость проходит, а люди остаются. Никому особенно не нужные, на задворках золотого миллиарда.

Братья Царнаевы, которые жили в Штатах с 2001 года, по сути, там выросли, но интегрироваться у них не получилось. В тех немногих высказываниях, которые сохранились в интернете, они сами признаются, что друзей-американцев у них нет. Да и вообще: если человек, живущий в США с семи лет, заводит себе профайл на русском языке в сети «ВКонтакте», то с интеграцией у него явно не все в порядке.

Что печально, потому что, судя по всему, младший брат, Джохар, вполне мог стать приличным человеком. Он учился в школе, которую окончили Бен Аффлек и Мэтт Дэймон, в 2011 году выиграл стипендию, поступил на медицинское отделение Университета Массачусетса – одного из лучших университетов в США, сейчас учился уже на втором курсе. Но ему не повезло со старшим братом, который был гораздо меньше склонен к учению. Тамерлан бросил учиться еще в конце 2008 года – решил сосредоточиться на боксе, хотел выступать за олимпийскую сборную Чечни, если она вдруг станет независимой, а если не станет, то за США. Потом ударился в религию, стал слушать проповеди радикальных шейхов, особенно любил Феиза Мохаммеда (тот, кстати, гражданин не чего-нибудь, а Австралии). Младший, видимо, попал под влияние – да и как не попасть в 19 лет в чужой стране, когда из близких один только старший брат.

Точно так же и те, кто сейчас уезжает воевать в Сирию, делают это не оттого, что на новой родине у них все складывается замечательно. Скорее наоборот, ничего у них там не складывается, и, чтобы как-то убежать от собственной неустроенности, они отправляются в Сирию повоевать за веру. Потом они вернутся обратно. И будут уже не просто маргиналами, как раньше, а маргиналами, которые научились прекрасно обращаться с оружием.

Можно порадоваться тому, что Запад наконец-то признает существование чеченских террористов. Хотя консервативный Fox News и либеральный MSNBC немедленно разделились в интерпретации: для первых радикальный исламизм на Кавказе – причина чеченской войны, для вторых – следствие. «Если бы Москва не начала войну, там было бы мирное процветающие свободное государство», – предлагают новую схему случившегося американские либеральные журналисты. «Похоже, мы зря ругали русских за зачистки в их собственном Афганистане», – склоняются американские консерваторы к интерпретации Кремля. Скорее всего, до конца не правы ни те, ни другие. Стереотипы потому и стереотипы, что отражают только маленький кусочек реальности.

Лучше бы их поломать. Например, сценой, которую мне довелось увидеть в столовой МГУ в начале 90-х. Студенты-немцы, встретив там аспиранта-чеченца, решили его порадовать и заговорили, ошибаясь в ударениях: «Вы чеченец? У вас такой мужЕственный народ, у вас старинные обычаи, вы так боретесь за свободу». – «Да, – ответил чеченец, – но мне не нравятся ни эти грубые обычаи, ни то, что мой народ такой мужЕственный. Я здесь пишу диссертацию по Александру Блоку и очень боюсь, что из-за всего этого не смогу закончить». Вот интересно, закончил или нет?