Русские Латвии все больше осознают себя анклавом. Эта инакость проявляется в особом, присущем только нам взгляде на мир. Мы другие и несхожие, – как с живущими по соседству латышами, что не вызывает удивления, так и с нашими собратьями, размазанными тонкой пленкой по огромному куску суши, лежащему к востоку от Зилупе и простирающемуся до самого Тихого океана, что как раз и удивительно.

%script:googleAdSense%

 Как любому сообществу, нам необходимы свои лидеры, свои духовные авторитеты, свои культурные традиции и многое другое, что давало бы нам надежду. Надежду не превратиться со временем в изъеденный чахоткой безденежья, безлюдья и глупости этнический труп, в умирающую индейскую резервацию. Вызовы, стоящие перед общиной, более чем серьезны. Выйдем ли из этой передряги единым целым, не распадемся ли? Уверенности у меня на сей счет нет. Но есть острое желание сделать что-то для той культурной среды, в которой вырос. В конце концов, к этому призывает память детства.

С этой точки зрения представляется важным и жизненно необходимым сохранение и развитие той особенности, которая живет внутри каждого члена русской общины. Особенности, которая так трудно определяема, невидима, но, именно, она делает нас несмешиваемой с другими «национально-культурной жидкостью». Она не облегчает жизнь. Напротив, ставит русскую общину Латвии в положение «вечно хромой утки». Как железная стружка между магнитными полюсами, мы колеблемся от «латвийской части» нашей души к своим славянским корням. Но именно она определяет нас как русских Латвии, дает столь необходимую для гармоничной жизни идентификацию.

Почему размышления на эту тему захотелось начать с журналистики? Во-первых, сам автор когда-то имел прямое отношение к этой профессии и неплохо знаком с ее миром. Во-вторых, журналистика как наиболее массовый, что ли, легко усвояемый поп-элемент огромного культурного слоя, оказывает значимое влияние на взгляды, включая политические, местной русской общины, активно формируя повседневную культурную среду и повестку дня.

Всех и всегда в первую очередь интересует то, что происходит рядом: на соседней улице, непосредственно в его подъезде. Взлет или падение за тысячи километров от брегов Даугавы очередного «муаммара» волнует нас куда меньше роста цен за отопление. Немногие усматривают связь между этими событиями, и еще меньшее количество способны такую связь логически обнаружить и популярно аргументировать.

Вот и получается, что сегодня журналистика должна не рассказывать о том, что и как произошло. Это журналистика дня вчерашнего. Любой очевидец способен обогнать самое резвое информагенство и «запостить» на «Фейсбуке» любое происшествие. Сегодня журналистика должна задаваться вопросом: почему произошло так, а не иначе? Искать причины события. Следуя логике своей профессии, журналисты как раз и должны были стать институтом отстаивания и осознания обществом своих прав. Должны. Но стали ли? И почему не вышло?

Слово «журналист» для человека русского, будь он даже еврей, до краев наполнено сакральным смыслом. Часто и неоправданно мы ждем от людей этой профессии мессианской отваги и Провидения. Ожидания не случайны. Объясняются они, прежде всего, христианским мировоззрением, которое каждый родившийся в Латвии, за исключением малочисленной и пока молодой исламской общины, впитал с молоком матери.

В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог...

В каждом из нас сидит эта аксиома, и даже если на первый взгляд она не видна – это ровным счетом ничего не меняет. История советская данную ментальную мифологему укрепила и упростила. Она изъяла из Слова понятие Веры и Созидания, заменив их бытовым и вульгарным сведением счетов и лукавством. А чего еще ждать от воспитанных на христианских ценностях агностиков?

В 30-е человека сначала терзали в стенгазете, многотиражке, на страницах «Известий» и «Правды». Затем быстро и тихо расстреливали. Путь этот прошли многие. От Зиновьева, Каменева, Бухарина, заканчивая «врагами народа» калибром помельче – на уровне села и района. Этот период в русском сознании к изначальной сакральности печатного слова добавил миф о его «земном могуществе».

Мягкие 70-е и 80-е ничего не изменили. Лишь помогли измененной мифологеме дозреть. Помните позднесоветскую рубрику «Письмо позвало в дорогу»? Дрожали нерадивые руководители фабрик, заводов. Боялись главы райкомов и обкомов. Простой советский парень: моложавый, в кожаной куртке, скорее интеллигентный, обязательно похожий на артиста Казакова, помогал людям делать жизнь лучше, браво и бескомпромиссно борясь с отдельными недостатками.

В 86-м Горбачев сорвал запечатанную сургучом цензуры печать, выпустив джина свободы слова на свободу. Сейчас, когда пена осела, понимаешь, что не все, что «лежало на полке» и было запрещено, оказалось достойным публичного внимания, хотя бы по соображениям качества. Всхлипывать поздно. Процесс пошел.

Перестроечное время: миллионные тиражи прессы, многомиллионные аудитории телепередач – они сделали свое дело. Количество мальчиков и девочек, мечтающих стать властителем дум, выросло в разы. Тогда казалось, что достаточно одеть кожаную куртку, правильно насупить брови, научиться быстро, на грани разборчивости говорить, и на небосклоне взойдет звезда нового Невзорова.

В жизни все оказалось сложнее. Новых Невзоровых почему-то не появлялось. Со временем из фокуса общественного внимания исчез и старый. И если бывшая метрополия смогла поддерживать приемлемый уровень журналистики за счет конкуренции, а главным образом за счет внутреннего рекламного рынка, ситуация в «анклавной» провинции складывалась печально.

Апартеид с «человеческим лицом»

Те, кто представляет рекламный рынок Латвии вконец разорившейся принцессой на бобах и в лохмотьях, не совсем правы. В 2007-м, последнем из череды жирных лет, его объем составил 93,94 млн. латов. В 2010-м – 45,89 млн., а в 2011-м – 48,4 млн. латов. По итогам 2012-го рост рынка составит 4-5%.

Следуя логике, на долю «русских СМИ Латвии» должно приходиться хотя бы 30% этой суммы, то есть что-то около 15 млн. латов. А если навскидку оценить хотя бы тем же методом, каким наши «ученые» подсчитывали ущерб, причиненный «советской окупацией» латвийской экономике, то получится, что за 20 лет независимости «русские СМИ» должны были разделить между собой сумму, близкую к 400 милллионам латов. На деле, думаю, за все эти годы до «русских СМИ» добралось миллионов 100–150 латов, максимум. Разница, как говорят в Одессе и на Первом канале, – большая.

Почему? Попытаюсь ответить. Вслед за политической свобода экономическая принесла нам, рядовым потребителям, новые товары, а с ними и новые потребности. На ТВ появились первые ролики с рекламой прокладок, порошка с тетей Асей, кетчупа «Хайнц» и Бог знает чего еще. Но латвийском телевидении в то благословенное время распределением международных рекламных бюджетов занималась специально созданная для этого фирма IP. Под этот рекламный поток создавал умничка Андрей Экис свое LNT. Заметьте, ни один рекламный лат этих вливаний не добрался до уже существовавших в те времена и имевших неплохую аудиторию каналов «КС» и IGE TV. Что и послужило причиной скоротечной смерти этих двух недовыношенных «Те-Ве проектов».

Никто никогда не задумывался, почему в ту пору еще крупные и независимые, не ужаленные кризисом, русские издательские дома «Петит» и «Фенстер» должны были не только содержать собственные большие рекламные отделы, но и в буквальном смысле стоять с протянутой рукой в приемных самых разнообразных латвийских «каргиных»? Почему «капитаны русской прессы» первыми ввели такой «инновационный» для латвийских СМИ продукт, как «информационное сопровождение компаний за ежемесячную абонентную плату»?

На практике это выглядело так: если вы платите за рекламу, мы пишем о вашей компании, если нет... производи вы хоть нужный, новый, дешевый, интересный, крайне выгодный обычному потребителю продукт – вас для нас нет. Перед каждой публикацией материалы в крупной русской газете перлюстрирует специальный сотрудник рекламного отдела на предмет завуалированной рекламы. Старательно вымарывая всю непроплаченную позитивную, пусть даже ценную для читателей информацию.

Как это соотносится с принципами независимой журналистики? С правом гражданина на получении свободной и независимой информацию? Никак. Осуждает ли это автор? Нет. Как осуждать предпринимателя за страстное желание выжить? Тошно ли от этого? Еще как.

Конечно, были исключения. Определенный объем рекламного потока в середине 90-х забрала на себя «Бизнес&Балтия». Там можно было встретить рекламу сотовых операторов, автомобильных брендов, страховых компаний, банков, появлявшихся в тот период как грибы после дождя. Кажется, это была единственная русская газета Латвии, которую пожелал приобрести иностранный инвестор. Шведы оценили «Б&Б» в три миллиона американских долларов. Гуров думал неделю, не согласился, о чем после не раз жалел.

Прошло время. Страховые компании, как и местные банки, в большинстве своем были проданы или разорились. Латвийский бизнес «сох» вслед за всем рынком. Поток международных рекламодателей и крупных местных «ритейлеров» – сотовые операторы, латвийское пиво, соки, молочные продукты, т. д. – по-прежнему старательно избегал русских СМИ.

Исторически сложилось так, что серьезный рекламный бизнес в Латвии абсолютно национальный в этническом смысле. Там редко встретишь русскую фамилию. Все крупные агентства, работающие с большими латвийскими клиентами, все крупные латвийские медиа-агенства – все они на 95% латышские. Маркетинговые подразделения самых больших рекламодателей Латвии: LMT, Statoil, Bite, Tele2, Aldaris, Cēsu alus, Latvijas balzāms, Laima, RASA – этот ряд можно продолжать практически до бесконечности, тоже возглавляют или латыши или ввезенные сюда иностранцы.

Эта «латышскость» операторов рекламного рынка и является причиной того, что русские СМИ, в первую очередь газеты, игнорируются. По незнанию, из нежелания или из элементарного свойства человеческой натуры: в первую очередь иметь дело со «своими» и только при невозможности с прочими. Вот потому основополагающий принцип конкуренции в Латвии звучит так: не стоит быть лучшим, достаточно быть латышским. Из серьезных рекламодателей исключение являют собой всего две компании: Elkor и RD Elektroniks. Но ведь ни для кого не секрет, кто их владельцы?

Такой подход к распределению рекламного пирога поставил «русские СМИ» на грань нищеты, сделав их полностью зависимыми от капризов и политики владельца. Что может сделать редактор, если возглавляемое им издание ежемесячно приносит собственнику минус в 5-10 тысяч латов?

Честь или тарелка хлеба

Отсутствие в отрасли денег объективно не способствует насыщению ее талантами. Конечно, не все так мрачно. Есть и незапятнанные авторитеты, профессионалы с большой буквы «П», есть успешные проекты. Русский портал «Делфи», работа его редактора Анатолия Голубова – несомненно знак высокого качества. Тут бесполезно ломать копья, об этом сама за себя говорит статистика.

Уважение вызывает созданный Юрой Алексеевым дискуссионный клуб «ИМХО». Он первым рассмотрел, что сегодня глубокую журналистику на русском в Латвии в состоянии представить не те, кто именует себя журналистами, а люди вроде как посторонние: бизнесмены или эксперты в отдельных областях. Чтобы стало абсолютно понятно, кого имею в виду, назову фамилии Гомберга или Жени Зайцевой. Упомяну и «Лилит» с «Патроном» как образцы качественной русской глянцевой журналистики Латвии. Примеры можно продолжить.

Но есть и другое. Поколение, рванувшее в журналистику в конце 90-х, дабы напитаться властью над толпой (а что может быть желаннее власти, чувства собственной исключительности для юношей и встреч с интересными, то есть очень богатыми и знаменитыми собеседниками, для девушек), набив шишек о забор нищеты, принялось, что называется, выживать.

Сегодня зарплата ведущего на радио – 200, ну 300 латов. Подготовить разворот в газете (две полосы, то есть листа формата А2) – значит заработать двадцатку. Эти скромные цифры объясняют многостаночность и неразборчивость. Когда в первой половине дня пишешь об одуванчиках, во второй сломя голову несешься на радио, до конца не представляя, чем заполнить час, а то и два эфира, вечером пишешь об успехах латвийского экспорта.

О влиянии на качество подобной «всеядности» говорить не приходится. Нищета приводит к тому, что журналиста легко и незадорого покупают. Но поразительно: обед в ресторане и полтинник в конверте – не считаются позором. Напротив, служат поводом для особой гордости. Купили-то не того и не этого – купили меня! Значит, я что-то стою!

Мир русской латвийской журналистики, пишу в первую очередь о Риге, очень мал. И потому все на виду, все всем известно. Сам собою возникает институт круговой поруки. Сегодня купили того. Может, завтра повезет мне? Логика Зазеркалья. Или другая странность: «Да, знаю, что работаю некачественно. Но это потому, что мало платят». Так не работай. Будь честен. Смени профессию. Или жажда славы не отпускает? Нечем гордыню питать будет? Тем обиднее осознание того, что никому в голову не придет покупать «журналиста-латыша». Во-первых, имеется почти стопроцентная уверенность: не возьмет, во-вторых, масштабы возможного скандала делают такую сделку изначально невыгодной.

Русской словесности десять веков. Журналистике три столетия. Владеющий Словом для русского всегда категория. К чему мельчить? Давайте, что ли, по гамбургскому счету, а? Ведь есть на кого равняться. Были и есть Писарев, Аверченко, Аграновский, Зощенко, Ильф с Петровым, Гиляровский, Парфенов, Алла Петропавловская, наконец. А иначе в сухом остатке ложь, глупости, лакировка, неприкрытая ангажированность напополам с коррупцией – и это не секрет, все очевидно всем: слушателям, зрителям, читателям.

Отсюда низкий авторитет печатного Слова, безверие, гражданская апатия. Пришла пора назвать и называть вещи своими именами. Пора очистить профессию от налипал и «костиков-казаковых». Ну нет другого пути к тому, чтобы рос уровень мысли, значит, и текстов, чтобы возродился авторитет, за которым, будьте покойны и не сомневайтесь, пойдет читатель. А что касается экономики – владельцы, нанимайте в отделы рекламных продаж латышей, им сподручней будет договариваться с коллегами из медиа-агенств.