Привет от Лачплесиса всем неравнодушным. Смелый ветеран русско-турецкой войны, защитник сербского населения от османского господства, офицер российской императорской армии Андрей Индрикович Пумпур систематизировал народные предания о бесстрашном герое, спасителе отечества, и издал свой грандиозный литературный труд «Лачплесис», приурочив этот момент к третьему латышскому Празднику песни в 1888 году.

И кто бы мог подумать, что образ балтийского героя оживёт уже через три десятка лет.

В 1919 году ничего не знавший о Лачплесисе, но удивительным образом на него похожий русский генерал-майор Павел Рафаилович Бермондт-Авалов, координатор и командующий Западной русской армии, намеревавшийся преломить ход гражданской войны, наступает на Петроград, дабы оказать поддержу военным подразделениям Юденича.

Примечательно, что сам Николай Николаевич Юденич ведёт себя как-то странно, к инициативе Бермондта-Авалова относится более чем прохладно, а его уполномоченные, в частности начштаба полковник Чесноков, обижается на него за готовность налаживать тесное военно-политическое сотрудничество с Германией.

Встреча Бермондта-Авалова и Чеснокова в Митаве закончилась полным провалом. Запланированная встреча в Риге в гостинице «Санкт-Петербург» так и не состоялась.

На определённом этапе пути Бермондт-Авалов оказался практически в одиночестве. Юденич демонстрировал безумное англофильство и рассматривал даже намёки на контакты с немецкой стороной как проявление предательского авантюризма. Англичане, представители западных военно-дипломатических миссий, в переписке с Павлом Рафаиловичем оказывали на русского офицера колоссальное психологическое давление.

Бермондт-Авалов оказался в крайне непростой жизненной ситуации, которой не пожелаешь и врагу: советская власть в Петрограде чувствует себя вполне комфортно, пользуясь политической неприкосновенностью, гарантируемой послами и прочими агентами влияния Антанты; новорождённое правительство новорождённой Латвии полностью обслуживает интересы того же «сердечного согласия»; остаются только такиеже, как и он, русские белогвардейцы и немецкие монархические круги, испытывающие острый реваншизм и желающие скорейшей реконструкции германского имперского единоначалия.

С ними, такими же, как и он, обманутыми офицерами, Бермондту-Авалову остаётся искать общий язык.





Нельзя было представить более выгодных условий для вынужденного сближения двух монархических блоков — русского и германского — чем те, что сложились горячим летом и холодной осенью 1919 года.

Оскорбительные условия Компьенского мира в навсегда остановленном вагончике в жидком пикардийском пролеске. В ультимативной форме от германского военного командования закулисные составители филькиной грамоты требуют отказаться от любых претензий на статус-кво и признать все политико-экономические установки победителей стран «сердечного согласия». Недооценённым по своему коварству пунктом стало требование об отказе от условий мира в Брест-Литовске — самый страшный политический кошмар Великобритании.

Воюйте, ребята, до победного конца. До НАШЕГО победного конца.

И ещё одним хитроумным пунктом Компьенского мира, вежливо предложенного старым французским воякой Фердинандом Фошем, было принуждение к осуществлению эвакуации всех немецких войск на территорию Германии на позицию, которую они занимали на 1 августа 1914 года (это самое начало Первой мировой войны, грянувшей сразу же после выстрелов Гаврилы Принципа). Но далее следовала вопиющая по своему вероломству уточняющая формулировка: «…Эвакуация должна была произойти, когда Антанта сочтёт, что на данных территориях установились подходящие условия». (!)

Получается, немецкий военный контингент должен был просто прозябать в Прибалтике, ожидая непонятного приказа в полуподвешенном состоянии.

Стоит учитывать, что абсолютное большинство немецких солдат и офицеров, оставленных антантовскими «миротворцами» на горячей балтийской земле, были патриотами своего отечества, которое медленно, но верно прекращало своё существование как раз в бурные ноябрьские дни. Революция в Германии запоздала ровно на год, но цели её были те же — уничтожить могучего конкурента и расчистить поле для бесконтрольной грабительской деятельности.

Антанта торжествовала — всё шло как по легкодоступному русско-немецкому маслу.

Немецкие войска в Прибалтике поначалу оставались не добровольно, а по принуждению. Конечно, если горючая масса материала концентрируется на отдельно взятом небольшом участке, она начинает кипеть и готовиться к взрыву.

Немцам предоставляется шикарная возможность… курировать формирование латвийского Народного совета в Риге и последующего создания правительственных органов уже зачатого, но ещё не развившегося лимитрофа.

Старый социал-демократ, опытный профсоюзный деятель (в общем, яркий «комсомольский вожак» своего времени) Август Винниг назначается на должность координатора Прибалтийской военной миссии в условиях пока ещё с кряхтением и скрежетом, но держащейся монархии Гогенцоллернов, дни которой, увы, сочтены. Германской империи, выпестованной выдающимся Отто фон Бисмарком, не дано было просуществовать и полвека. Третий — и последний — германский император Вильгельм II вскоре отречётся от престола.

Утончённое — в английском национальном стиле — издевательство над телом и духом немецкого народа.





А в это время немецкий контингент в Прибалтике, находящийся в странном юридическом положении после Компьенского спектакля, начинает поактивнее бороться за интересы уходящей монархии.

Впрочем, они сами до этого даром времени не теряли: монархические круги уходящей в прошлое Германской империи пытались реализовать геополитический проект Балтийского герцогства (Vereinigtes Baltisches Herzogtum). Существует оно пока только по итогам мира в Брест-Литовске.

Вскоре после того как представители помирившихся сторон поставили свои подписи, 8 марта 1918 года собирается курляндский ландтаг (традиционное собрание представителей остзейской аристократии), которое провозглашает Курляндское герцогство, а уже 15 марта оно признаётся Вильгельмом II.

12 апреля Совет балтийских земель провозглашает Соединённое балтийское герцогство, которое связано личной унией с Пруссией.

И вот наступает роковой ноябрь, смешавший все карты крупным игрокам на балтийском плацдарме.

К этому времени уже год и два месяца Рига оккупирована кайзеровской армией. Защита Риги летом 1917 года происходила в условиях постфевральского полураспада русских армейских частей и корниловского выступления.

1 сентября 1917 года, применив кратковременный обстрел химическими снарядами, авангардные формирования 8-й немецкой армии генерала Оскара фон Гутьера проводят форсирование Западной Двины. На передний план выходит ударная германская артиллерия, осуществляющая обстрелы рижских пригородов. Войска Гутьера переходит в стремительное наступление против сибирских частей русской армии, оборонявших Ригу.

Между тем, как многие помнят, 2-я бригада латышских стрелков оказала упорное сопротивление немецким войскам на реке Малый Егель (Маза Югла), фактически избавив 2-й и 6-й сибирские корпусы от казавшегося неизбежным удара и окружения. Тем не менее, во исполнение директивы главнокомандующего российской армии Лавра Георгиевича Корнилова защитники Риги Болдырев и Парский вынуждены отдать приказ об отступлении.

Рига оставлена, русская армия проводит беспорядочное отступление на северо-восток, думая и гадая — кто виноват и что делать, а немецкие войска безраздельно хозяйничают в захваченном городе. Генерал Гутьер впоследствии будет награждён орденом «Pour la Merite» за успешное взятие Риги.




Немецкие войска в захваченной Риге. 1917 год.

---

Ходит-бродит немецкая армия по депрессивной и разгромленной Риге и части Курляндии, кипит балтийский котелок, и в это время раз в день в каком-нибудь городке нет-нет, а провозглашается пока ещё несмелая, но уже советская власть.

Пока кураторы «сердечного согласия строят свои планы по доместикации Балтийского края и выпестовывают национальную политическую элиту, в это время почти вся латышская молодёжь — мобилизованные крестьяне, бедные рабочие, с трудом зарабатывающие на жизнь грузчики, докеры, ремесленники, поденщики — стремительно большевизируются.

5 ноября министры Германской империи, которой суждено будет продержаться ещё четыре (!) дня, провозглашают Балтийский регентский совет, и временным правителем Объединённого совета Ливонии, Эстонии, Риги и Эзеля становится представитель остзейского баронского рода, бывший перновский судья Адольф Пилар фон Пильхау. У немецких офицеров — колоссальный духовный подъём. Ведь Прибалтика-то — уже почти наша.

Однако не догадывались многие из них, что этому эфемерному административному новообразованию дано будет просуществовать чуть менее трёх недель…

Английские военно-политические консультанты, придерживая при себе горячих немецких парней, самолично сливают две латышские организации — Латвийский временный национальный совет и Демократический блок, порождая Народный совет, которому суждено будет прокламировать не что-нибудь, а ЛАТВИЙСКУЮ ГОСУДАРСТВЕННОСТЬ.

На одной из центральных сцен Риги, в помещениях Второго городского (русского) театра советники Антанты разыгрывают занятный спектакль: собирают предварительно отобранных двести сорок пять человек и просят их… создать маленькую и неприхотливую страну на берегу русско-германского моря, которой была уготована участь уютной прибалтийской панамы.

Через эту панаму, плохо лежащий на большой дороге осколок бывшей Российской империи, можно будет прогонять нечестно заработанные, а точнее, честно украденные русские деньги и драгоценности…


Впрочем, это произойдёт ещё не скоро. А пока понятно: у каждого Народного совета должен быть свой глава — им становится выпускник юрфака Московского университета Янис Чаксте, автор проекта частичной автономии Латвии в период революции 1905 года, присяжный поверенный, экс-депутат Российской Государственной думы, избранный туда от кадетов, комиссар Временного правительства в Курляндии после Февральской революции.

Примечательно, что Яниса Чаксте, хорошего семьянина, стремившегося держаться подальше от дележа всяческих пирогов, хотели подготовить с пристрастием к готовящимся политическим пертурбациям. Для этого он был приглашён в США, но туда не доехал: в Стокгольме его настигло известие о Февральском перевороте, и он вернулся на землю отцов, дабы стать комиссаром Временного правительства по родной Курляндии. А потом предлагают возглавить новорождённый Народный совет.




Первый президент Латвии Янис Чаксте с супругой. В нынешних кратких биографических справках редко упоминается, что в 1906 году российский подданный Иван Христофорович Чаксте был избран депутатом I Российской Государственной Думы.

---

Янис Чаксте, хоть и не политик, но опытнейший юрист, пожимает плечами и после долгих раздумий, нервных разговоров и яростных препирательств принимает свой новый этап судьбы и становится председателем подготовленной для него административной структуры.

Режиссёры последнего спектакля на перекрёстке Николаевского и Пушкинского бульваров осознавали: страна не страна, если в ней нет своего правительства, пусть даже и временного. Таковое тоже формируется в условиях театрального священнодейства. Конечно, не без участия прожжённого генерального уполномоченного Германии по Прибалтике Августа Виннига и услужливых английских миссионеров.

Звёздный час агронома и техасского фермера Карлиса Ульманиса пробил тогда, 18 ноября 1918 года. Именно он, борец против российского имперского режима, просидевший полгода в псковской тюрьме за активную поддержку школьного образования на родном латышском языке (!), вознёсся на подготовленную для него высоту и возглавил Временное правительство.

Американские эмиссары и английские атташе снисходительно посмеивались над чем-то, объявленным в стенах русского театра Риги, откровенно прописывая в своих точных донесениях, что у временщиков не было ни денег, ни хлеба, ни самого главного — народной поддержки. Все эти условные советы, составленные из прозападно ориентированных представителей местного истеблишмента, держались на «честном слове» серых кардиналов из «сердечного согласия» и немецких остро отточенных штыках.

Германские офицеры (представители проимперского прусского дворянства) и остзейские ополченцы осуществляли какую-то нелепую «недооккупацию» Риги и окрестностей и испытывали непреодолимое желание найти себе более продуктивную сферу деятельности.

Это были живые ружья, зачехлённые и подвешенные Антантой на стену — а Антон Павлович точно предсказал, что с такими ружьями обычно происходит…




Акт провозглашения независимости Латвии 18 ноября 1918 года. Стоя, выслушали присутствующие сообщение о том, что вся суверенная власть в Латвии переходит в руки Народного совета. Вот в этом театре:




Между тем простые латышские парни, в течение последних пятнадцати лет читавшие марксистские прокламации и бывшие основной мишенью большевистской агитации, ведать не ведали о каком-то Народном совете. Зато они дружно мечтали о собственном участке земли, пахотном хозяйстве и производительном труде в условиях мирной жизни.

Оттого-то в последний месяц 1918 года, в компании с первым снегом и жестокими заморозками, по Латвии уверенным и размашистым шагом левой с маузерами, мосинками и максимами ступает она — великая советская власть.

В Риге — управляемая политическая реакция: временщики маются от неведения и бездействия, вязнут во внутрикорпоративных склоках, Карлис Ульманис вяло препирается с не терпящим возражений Августом Виннигом. Вездесущие англичане дают навязчивые советы и ненавязчиво подсчитывают средства, которые им надо будет вложить в следующем году в создание положительного имиджа Ульманису и его «спасителям отечества» .

Тем временем Двинск, Мариенбург, Вольмар, Венден, Зегевальд и населённые пункты поменьше занимаются национальными частями Красной армии, и местные партийные активисты от всего сердца провозглашают в них власть рабочих и крестьян.

7 декабря 1918 года — важнейшая дата в истории гражданской войны в Латвии. Лачплесис со своих райских холмов, обожжённых живительным огнём, горестно взирал на склонившихся за столом переговоров двух товарищей по счастью.

Ульманис и Винниг подписывают договор, согласно которому с целью защиты от наступлений Красной армии (своих же угнетённых соотечественников, бедных латышских советских солдат, которым зачастую нечего было терять, кроме сапог и шинели) Балтийский ландесвер (состоявший из представителей немецкой аристократии — многовековых врагов и поработителей латышского народа) объявляется частью вооружённых сил Латвийской республики.

В здравом уме и трезвой памяти Карлис Ульманис, тотально зависимый от джентльменов из стран «сердечного согласия», сделал немецкое земельное ополчение частью новоиспечённой армии на доверенной ему территории.





Объяснить такую пронемецкость Ульманиса легко. Понятно, что никто из здравомыслящих латышей не спешил отправляться на призывные пункты по предложению Временного правительства воевать против своих братьев-большевиков, и поэтому временщики решились на такой отчаянный шаг. Самопровозглашённая и никем — кроме иностранных советников и военных атташе — не избранная латвийская власть ноябрьского разлива пошла на откровенное сотрудничество с немецкими военными структурами для борьбы с основной массой латышского народа.

Лачплесис посмотрел на этот произвол и ажно заколдобился.


Впрочем, балтийский ландесвер не способен был противопоставить что-либо стоящее наступающей латышскому стрелковому воинству. Это был поистине триумфальное шествие на Ригу, город, который деды и отцы нынешних латышских воинов считали другой землёй, чем-то неизведанным, чужим, непознанным, городом немецких феодальных порядков. Такого интернационал-патриотического взлёта, как осенью 1918 — зимой 1919 года латышская армейская братия испытала ещё не скоро.

А между тем… Ещё в ноябре 1918 года верховное командование Антанты, обеспокоенное началом планомерного отвода немецких войск с оккупированной балтийской территории, замедлило эвакуацию остатков германских вооружённых сил по собственному усмотрению. Рано вам, херры офицеры, домой ехать и своих фрау любить, надобно ещё повоевать за чуждые вам интересы. И примерно в это же время был издан специальный указ, по которому легитимность Временного правительства признавалась на всей территории, населённой латышами. Пошли исторические бумаги…

4 января 1919 года после непродолжительных боёв в районе Бульварного кольца сбылась более чем четвертьвековая мечта латышских революционеров — Рига стала столицей первой в истории Латвийской Социалистической Советской республики.





Больно щёлкнули немецкую знать по задранному носу — с монументального псевдофлорентийского балкона Дома Лифляндского дворянства (архитектурный шедевр латыша с петербургским дипломом Яна Бауманиса) под хлопья искристого новогоднего снега была провозглашена власть Советов.

Портреты первых членов латвийского советского правительства, пользовавшегося поддержкой широких народных масс, украшают одно из помещений центрального здания Латвийского университета. Это не дежурные улыбки грузных и напомаженных свадебных генералов с театральных подмостков. Это статные, мужественные, уверенные в себе люди, привыкшие добиваться всего путём интеллектуальных усилий и вооружённой борьбы за свои гражданские права.

Грамотный, состоявшийся адвокат Пётр Янович Стучка — председатель. Зампред правительства Советской Латвии — энергичный, пламенный революционер Карл Данишевский, из крестьян-батраков. Многократно подвергавшийся арестам и ссылкам Янис Ленцман, ещё один выходец из батраков. Реально стартовавшие с рабоче-крестьянских низов и исполнившие столетнее устремление своего многострадального народа люди, достойные представители отечества.


Итак, советская власть в Латвии установлена, но маленькую часть западнокурляндского побережья контролируют всё те же немцы и англичане, которые тщательно и бережно опекают Ульманиса, переправленного со всей своей свитой в Либаву.

Между тем немцам всё резко перестало нравиться, потому что Ульманис находился в одной связке уже не с ними, а в плотном окружении англичан.

В это время немецкие офицеры бросались на амбразуру, строили планы по захвату Риги и изгнанию большевистского правительства, параллельно формировались всевозможные военные подразделения немецкой армии, например, железная дивизия Бишофа. Группировались воины-ливенцы под управлением русско-немецкого военачальника Анатолия фон Ливена, вскоре загадочным образом получившего тяжёлое ранение и выбывшего из строя. Что это было — роковая ошибка или спланированная диверсия — гадают до сих пор.

Тем временем малоинициативную немецкую гражданскую администрацию сменили представители германского военного командования.

Управление политическими процессами крепко взял в свои руки генерал Рюдигер фон дер Гольц, который уже отличился тем, что жёсткими методами подавил коммунистическое движение в Финляндии, фактически расчистив дорогу для Карла Густава Маннергейма, основателя нового финского государства. Так что опыт делателя королей у германского графа уже имелся.

Немцы смотрели на английские интриги с плохо скрываемым раздражением, и их откровенно выводило из себя то, что агенты «сердечного согласия» вкладывают огромные средства в пиар-раскрутку несуразного плавучего правительства.


В итоге терпение у железного командора лопнуло, и уже весенним днём 16 апреля 1919 года немецкое командование в одностороннем порядке объявило правительство Ульманиса недействительным, а вместо него скомпоновало новое правительство под управлением Оскара Боровского.

Старый добрый способ — организация блиц-путча — пришёл на выручку германскому армейскому командованию. Формально Ульманис был признан нелегитимным своими же создателями-покровителями, но фактически Ульманис сохранял ведущие позиции, потому что покровители у него появились другие. Английские миссионеры, знавшие, когда нужно вступать в игру с открытым забралом. И опекали они Ульманиса даже не на суше, а на море. Его любезно укрывают на пароходе «Саратов».

Это уникальный случай в мировой истории, когда правительство одной страны контролирует лишь трюм и палубу конфискованного у другой страны корабля. «Саратов» послушно скитается у берегов Либавы, оберегаемый несколькими британскими военными судами, так что немцам подступиться практически невозможно.

Между прочим, «Саратов» — это ровесник героического эпоса «Лачплесис». Этот «летучий голландец» гражданской войны в Латвии был построен в Дании в 1888 году и спущен на воду под именем «Леопольд II», а потом был передан Российскому северо-западному обществу судоходства. В начале 1919 года корабль, бороздивший славные северные моря, был единолично конфискован на нужды Временного правительства Латвии, временно оставшегося бездомным, и над ним начал гордо развеваться латвийский государственный штандарт. Кстати, в дальнейшем он ходил под латвийским флагом, правда, увы, недолго — до 1923 года, в котором затонул.





Печальной оказалась судьба плавучего судна, на котором советники Антанты укрывали членов Временного правительства, дабы коварные латыши, сторонники советского строя, не выудили его оттуда. Скрывали, скажем так, на чёрный день.


Чёрный день настанет уже летом. Из Ульманиса, человека стеснительного и покладистого, делали героя, политического лидера, крепкого хозяйственника.

Между тем немецкие комбинаторы, не желая смиряться с крушением надежд на сохранение за собой прибалтийского протектората, разыгрывали красивый этюд. Они начали подыскивать нового Ульманиса, но с харизмой, широко известного в широких кругах латышской буржуазии и интеллигенции.

И таковой нашёлся. Им оказался писатель, публицист, гражданский активист, авторитетный лютеранский пастор, получивший прекрасное имперское образование: Андриевс (Андрей) Константинович Ниедра.

Андрей Ниедра был настоящим латышским интеллигентом, человек широкого ума, доброго сердца и крепких нравственных устоев. Если бы пастор Ниедра стал родоначальником латышской политической элиты, она, эта элита, была бы совсем иного качества.

Примечательно, что Ниедра ещё в 1902 году, будучи незаурядным петербургским обозревателем, издал цикл публицистических заметок, в которых выразил свою резко антигерманскую позицию — немцы, мол, переживают свой культурный закат, их исторический век уже сочтён, им предстоит отступить на задворки цивилизации.

Учитель богословия, активный проповедник, талантливый писатель, он прибывает в Либаву, но, не поступаясь своими принципами, категорически отказывается от заманчивого предложения немцев возглавить новый кабинет министров (напомним, Ульманис в своё время не колебался).





Пастор Ниедра, разобравшись в ситуации, сперва решает благородно выступить посредником между плавучими временщиками (Англия) и путчистами (Германия), но в итоге понимает, что одни руководствуются жаждой наживы, другие — экспансионистским реваншизмом.

После некоторых раздумий, РУКОВОДСТВУЯСЬ БЛАГАМИ И ИНТЕРЕСАМИ ЛАТЫШСКОГО НАРОДА, пастор Андриевс Ниедра принимает предложение занять должность премьер-министра нового правительства. Оно начинает работу 10 мая, а 22 мая вооружённые летучие отряды хорошо подготовившихся русско-немецких добровольцев захватывают Ригу и изгоняют советское правительство.

Андрей Константинович Ниедра прибывает в столицу и ровно на два месяца становится главой латвийского правительства.

Казалось бы, революция утихает, однако…
 

---

☞ Окончание здесь

---