Сегодня, когда я слышу про очередные акции (скорее, попытки) по защите прав русских Латвии, мне все чаще хочется сказать: «А давайте лучше создадим Партию защиты латвийских гоблинов!» Действительно: если бы в Латвии жили гоблины — у них были бы здесь свои законные права. И эти права регулярно бы нарушались: люди почему-то гоблинов не любят… Но все дело в том, что в Латвии НЕТ гоблинов! Хотя партию такую, конечно же, создать можно.
 

Десять лет после «Нашего Сталинграда»…
 
Мне, пламенному «штабисту» 2004-го, все чаще кажется, что правы наши нацики, даже сами того не подозревая. В Латвии НЕТ русских. Нет как целостности, как социально-этнического явления. А значит, — какие могут быть «права» у тех, кого нету?

В сентябре нынешнего года исполняется ровно десять лет, как резко пошла на убыль активная фаза Сопротивления 2002-2004 годов. Как раз в эти, апрельские и майские дни, был самый его апогей. Первомайский стотысячный митинг на площади Победы… Шествия… И что-то мое, — маленькое, но значимое в этом всенародном действе. Например, интервью с небезызвестной Аннушкой, автором песни ко второму видеоклипу Штаба. Обычная кухня панельной многоэтажки. Кружка с чефиром. Гитара наготове. И двое альтернативщиков, которые спорят о том, как они обустроят свою родную страну.

Конечно же, никогда не забуду, как мне шили уголовное дело, подозревая во взрыве железнодорожной ветки на Земитаны. Хотя даже сами полицейские не скрывали, что это — политический заказ. Самое смешное, что «доказательством» служила моя статья, на тот момент — пятилетней давности, где я брал интервью у лидера некой «подпольной» группировки студентов-марксистов. Да, были в те годы и такие ребята… Еще через несколько лет многие русские признавались мне, что это было самое незабываемое, полное человеческого достоинства время за все года независимости Латвии.
 
Однако Сопротивление мы слили… Естественно, потом были разговоры о том, кто же «предал» движение. И никто так и не заметил истинной причины произошедшего… Если какая-то община готова к тому, чтобы отстоять свои права — и если при этом ее лидеры не оправдывают ее ожиданий, — то община просто смещает этих лидеров. Хотя бы тем, что перестает им подчиняться. И выдвигает из своей среды новых. То есть включается коллективная саморегуляция. Потому что община уже не отождествляет лидеров — и протестное движение. Она уже отождествляет с ним себя как некое целое! И, следовательно, сопротивление — и победа в нем — становятся для общины частью ее жизни, неотъемлемой частью ее самой. Ничего подобного с русскими Латвии не произошло.

Наступило 1 сентября, Закон об образовании вступил в силу — и русские словно в одночасье утратили к Сопротивлению всякий интерес. Моментально на порядок упало число участников акций. Родители, еще вчера приходившие на них вместе с детьми, начали говорить своим чадам: «Тебе надо подумать о своем будущем. Лучше, вместо этих хулиганских протестов, пойди и подучи латышский язык»… А раскол и раздрай на Объединенном конгрессе русских общин Латвии, в сентябре 2004-го, начался еще до перерыва, не успел автор этих строк выйти из зала покурить!
 
Конечно, нельзя недооценивать и современные методы действия спецслужб. И не наших, доморощенных, — а их инструкторов из-за океана. Там, в случаях проявления массового организованного недовольства, уже давно перешли от тотальных репрессий к методике точечных ударов. Достаточно вычислить неформальных, потенциальных лидеров, — «лидеров завтрашнего дня», — и их нейтрализовать или изолировать. И протесты, как правило, прекращаются. Публичные «сегодняшние» лидеры не столь важны. Они на виду, они предсказуемы, да частенько и «приручаемы». И у меня есть основания полагать, что такие методики против нашего Сопротивления применялись.
 
НО! Эта тактика хорошо работает только на Западе. С восточными — или «полувосточными», как мы, русские, склонными к повышенной самоорганизации народами, она не действует. Или работает только в замкнутом пространстве. Например, в тюрьме, в лагере для военнопленных.
 
То есть, если подытожить: русские Латвии в 2004-м году оказались неспособны на коллективную самоорганизацию. Попросту доказали, что не являются национальной общиной в полном смысле этих слов. И то, что мы тогда взвалили на себя тяжелую задачу именно ненасильственного сопротивления, только доказывает это. Ненасильственное сопротивление нуждается в упорстве, методичности и способности к уже упомянутой повышенной самоорганизации. Этих качеств у нас не оказалось…

Хотя я до сих пор уверен, что тогда, в 2004-м, у нас были все шансы победить. Более того. Лозунг, неформально прозвучавший на Первом съезде защитников русских школ  — «Превратим национальный конфликт в социальный!» — был тогда вполне выполним. То есть выдвинуть экономические требования, объединиться под этим знаменем с латышами — и взять на себя роль лидеров в общем движении.

И тогда сегодня мы жили бы совсем в иной Латвии. Более подходящей для достойной жизни обеих национальных общин.
 

«Халява, плиз!»
 
Второй аспект проблемы. Как ведут себя представители витальных, склонных к самоорганизации наций, оказавшись, например, в эмиграции? Замечу: именно в эмиграции, когда они действительно куда-то «понаехали». Как они ведут себя, если страна пребывания не хочет, не может, или просто «не обязана» отстаивать их интересы и сохранять их национальную идентичность? Что делают в этом случае те же армяне, евреи, или азиаты? Правильно, они создают для этих целей свои структуры. Не важно, в виде общественных организаций, или еще в каком виде… Они выдвигают из своей среды тех, кто готов работать на благо общины и обладает нужными качествами. Они, — извините за суровую правду жизни, — скидываются «в общий котел» деньгами и как-бы нанимают этого человека на работу. А потом, естественно, с него спрашивают.

Подчеркиваю — в идеале спрашивает именно община, а не отдельно взятые заправилы очередного «общества по защите». На каком-нибудь своем сходе, форуме, конгрессе или съезде представителей… Потому что «в свободное время» и «за бесплатно» хорошо выпиливать лобзиком из фанеры. Любому из нас надо платить за жилье, кормить семью и так далее… А любая полноценная работа на благо общины должна быть именно работой, со всеми вытекающими последствиями. Точно так же, как только всерьез можно быть врачом, предпринимателем, журналистом или писателем. Вот политиком быть в свободное от другого бизнеса время — можно, а государственным деятелем — нельзя! Как совместить это с потребностью в материальном? Это часто становится самой трудноразрешимой проблемой. Но на такой уровень самоорганизации русские Латвии тоже оказались неспособны.
 
Как у нас зачастую все происходит? Собирается некая «могучая кучка», создает «партию защиты гоблинов» и выбивает где-то финансирование. Через российское посольство, или еще где… После чего начинает благополучно это финансирование проедать, периодически проводя «плановые акции по защите» — и, для доказательства своей «состоятельности» и самопиара созывая на них прессу. Для массовости «могучая кучка» созывает и желающих поучаствовать. Некоторым из них, самым пассионарным, она поручает какие-то мелкие задание. Разумеется, за бесплатно… И разумеется, среди этих «желающих» — подавляющее большинство тех, кому просто нечем заняться, кто обижен на жизнь, просто патологичен или преследует уже какие-то свои цели, которых пытается добиться.

Потому что запас настоящих пассионариев, исповедующих веру в служение обществу, уже практически иссяк. Вытравили… То есть качественных среди этих «представителей общины» — меньшинство. Явно недостаточное, чтобы решить проблему. Да «могучая кучка» и не собирается проблему решать. Иначе с чего она будет кормиться? Самое прискорбное, что все уже привыкли к такой схеме, — как к норме этого общественно-политического бизнеса. Например, когда недавно в обществе начала раскручиваться идея «Парламента непредставленных», многие знакомые мне «публичные» люди только с пониманием кивали головой. «А… Ну да… ну да… Понятно. ЗаПЧЕЛ почил в бозе, самое время после них «поляну застолбить».
 

Белой акацией цветет эмиграция
 
Для нас, — русскоязычного конгломерата Латвии, — характерны все комплексы белой эмиграции. Монархисты, кадеты, эсеры, бывшие благородные институтки, меньшевики, анархисты… И все друг друга терпеть не могут! И все продолжают прежние, уже давно мертвые на их исторической родине споры! Почти как у нас. Российские патриоты, готовые по любому поводу махать «триколором». Западники, которые откровенно презирают Россию с ее «азиатским коллективизмом», а заодно и президента Путина. Постоянно возникающие, — если взглянуть на все прошедшие 20 лет, — какие-то русские партии. Бездна «полуполитических» и «околокультурных» обществ. Да еще и потешное «казачье войско»…
 
Чем заканчивается история таких «национальных общностей» — известно. Франция в свое время ассимилировала практически без остатка всю белую эмиграцию, проживавшую там. Конечно, латыши — это далеко не французы… Но и нас тут ассимилируют отнюдь не местные нацики, — а, их руками, евроатлантистская цивилизация, во многом противоположная Русскому миру.
 
Почему так происходит? Дело в том, что у русских есть одно качество, которое свойственно всем планетарным нациям — и которого начисто лишены маленькие «племена». Мы умеем легко заимствовать, усваивать — и делать своим, русским, — все лучшее, что видим у других народов. Это очень хорошее качество, когда у русских за спиной — мощь огромной родины. Именно благодаря ему мы из разрозненных восточно-славянских племен стали Русской цивилизацией. НО! То же самое качество, когда русские оказываются в эмиграции, играет с нами злую шутку. Как мне сказала в Брюсселе, на первом Европейском русском форуме, одна «русская шведка», эмигрантка из Новосибирска: «Мы там (в Швеции, — А.Ш.) часто становимся большими шведами, чем даже сами шведы».
 
Конечно, сегодня причины происходящего несколько иные, чем в начале XX века. Тем более, что нам свойственны не только «белоэмигрантские комплексы», — которых совершенно не понимают россияне, я в этом не раз убеждался. Нам свойственны и все комплексы россиян, переживших «непростые 90-е». Которые, в свою очередь, совершенно не понимают классические русские эмигранты с Запада. Поэтому мы так легко остаемся в российском информационном пространстве, даже не отдавая себе отчет, что мы, — НЕ россияне. Тем более что своего информационно пространства, как единого целого, у русскоязычных Латвии не существует.
 

Где слово взять, чтоб отозвалось?..
 
Вот это еще один аспект проблемы… Пора признать, что русская журналистика в Латвии если и не умерла, то пребывает в глубоком коматозном состоянии. Причем угробили ее не «злобные нацики». Это сделали сами русские! Латвийская русская пресса, — то, что от нее осталось, — это давно уже не социальный институт. Это средство «развода на «бабки» рекламодателей. Средство, которое приносит прибыль его владельцам. Качественный уровень изданий сведен всего лишь до «приемлемого минимума». Журналистов, способных самостоятельно мыслить, повыгоняли уже давно.

«Мысли простого корреспондента никому не интересны,  — не раз слышал я от главредов. — Должны говорить люди». А этим «людям» из политического и шоу-бизнеса тупо нечего сказать!.. Поэтому, — что меня тогда просто взбесило, — когда страна была в полной ж… кризиса, журналисты с ТВ бегали и делали сюжеты про кожаный пиджак г-на Репше. Вернее про то, что другие депутаты хотят, чтобы Репше этот пиджак снял. Это НЕ тема для журналистских материалов! Тем более когда непонятно, а со страной-то что делать?.. Как мне сказал один старый тассовец, с которым мы вместе работали в одной крупной газете: «Да за то, что мы сейчас делаем, нас стрелять надо!»
 
Это, мол, просто бизнес, скажете вы. При чем тут латвийские русские — и тезис о том, что их «не существует»? Но ведь все на свете начинается с разговора об этом. Из разговора, который захватывает значительную, наиболее активную и мыслящую, часть общества. И то, кем нам быть — русскими Латвии или «гоблинами». И даже то, будет когда-нибудь пресловутая «латвийская Nokia» или нет.
 
Поэтому сегодня, чтобы ощущать себя единым целым, способным на коллективные действия, русским Латвии просто архинеобходимы свои средства массовой информации. Именно СВОИ, рассказывающие про нас, про «здесь» и «сейчас».

И даже шире — средства коллективного мышления. А не Средства Массового Идиотизма, как все чаще расшифровывают аббревиатуру СМИ. Потому что большинство людей исходит из данности. Из того, что уже есть вокруг них. И пытается найти в этом отражение своих мыслей и чувств. Но там про них ничего не сказано… Там говорят про «пинджак» Репше, или Гусинского. Про «звездей», которые раздеваются, или одеваются. Потом эти «звезды» что-то бестолково и косноязычно бормочут в интервью. Как известно, любое социальное животное, — в том числе и человек, — стремится подняться по социальной лестнице в своей «стае». А для этого старательно копирует поведение ее «вожаков». Поэтому такая «журналистика», — это, если называть вещи своими именами, гуманитарное преступление! 
 
Единое мировое информационное пространство —- это прекрасно… Но если мы хотим, чтобы русские Латвии не превратились окончательно в мифических гоблинов, нам нужна целая система своих качественных информационно-аналитических и публицистических средств массовой коммуникации. Естественно, это должны быть современные, — электронные, интерактивные, — СМК. Это должны быть общественные СМК — пусть и зарабатывающие на рекламе, но основное содержание получающие, например, из общественного фонда. Фонда, абсолютно прозрачного и подконтрольного некоему гипотетическому Форуму русской Латвии.
 
И конечно же, в этих СМК должны работать профессионалы. И, естественно, они будут делать глубоко авторские материалы. Ведь качественная журналистика — это журналистика мнений. А еще это — защитный механизм общества, рассчитанный на такого же качественного читателя, зрителя, или интерактивного участника дискуссии. Способного противопоставить мнению, с которым он не согласен, — свое, которое он при этом может грамотно выразить.
 
Дело в том, что мы — не англосаксы. Поэтому предельно глупо было прививать на русскую почву англо-американские понятия об объективности. Кто не заметил, мы на принципиально другом языке думаем и разговариваем... По-русски, даже изменив порядок слов в предложении, — который у нас, в отличие от английского языка, произвольный, — ты уже закладываешь отношение к чему-то. Или используя один синоним вместо другого.
 

Русские не сдаются?
 
…И вот все, что я только что сказал, — это полная утопия. Во-первых, потому что культура дискуссии, культура самостоятельного мышления и конструктивного столкновения мнений в «обществе тотального шопинга» напрочь утрачена. А во-вторых, потому что русской общности, способной на такие сложные коллективные действия, НЕ существует. Более того: нет никаких, абсолютно никаких предпосылок, что она может возникнуть. Идея с общественным фондом газеты уже предлагалась.

Например, была в годы лебединой песни ЗаПЧЕЛа такая еженедельная газета «Ракурс». Лично я отдал ей шесть лет своей жизни… И видел, как в этом «оппозиционном», «правозащитном» и «рассчитанном на думающего читателя» издании отражались все, выше обозначенные проблемы. Например, руководство «Ракурса» кормились со своей «вотчины» — и было совершенно не заинтересованы в каких-либо переменах. А вдруг, типа, ложечку отнимут?.. Но постепенно все же удалось сделать «Ракурс» более-менее газетой, удалось выйти на международный уровень. В частности, материалы автора этих строк начали перепечатывать в Москве, публиковать на своих сайтах в эмигрантских кругах на Западе.

Естественно, стало понятно: для дальнейшего развития издания, для выхода на новый качественный уровень нужны деньги. Логичным шагом было — попробовать организовать нечто вроде общественного издания. Татьяна Жданок обратилась к товарищам по партии с предложением создать фонд газеты, куда каждый мог бы перечислять какие-то, не очень обременительные средства. И НИКТО из товарищей эту идею не поддержал… Хотя среди них были люди, довольно успешные. Которые, кстати, при любом удобном случае стремились попасть на страницы нашей газеты. В результате газета скончалась еще раньше партии.
 
Или вот еще пример… В том, уже далеком 2004-м как-то в Штабе возникла хорошая, — говорю это, как пиарщик по «дополнительному» образованию, — идея. Я, как журналист и коренной рижанин, делаю серию интервью с русскими предпринимателями — тоже коренными рижанами и, желательно, примерно одного со мной возраста. И это должно быть неформальное интервью. Просто разговор за чашкой кофе или за бутылкой пива двух рижских пацанов 80-х. Мы выросли в этом городе, бегали на дискотеки и влюблялись, дрались с соседним микрорайоном и о чем-то мечтали. Теперь я стал журналистом, мой герой — предпринимателем. Наверное, вокруг совсем не то, о чем мы мечтали тогда… Но только от нас зависит, каким будет наш город, наша страна. Ведь мы — у себя на родине. МЫ — РУССКИЕ ЛАТВИИ!

Роль такой серии одновременно эмоциональных, чувственных — и содержательных, рациональных публикаций для формирования того же гражданского общества трудно переоценить. Потенциальных героев искал не только я, но и кто-то еще из активистов Штаба. И… никто из «героев» не согласился. Все отвечали примерно следующее: «Да, идея классная, просто супер! Но… понимаешь… вот лично мне сейчас совершенно не надо светиться. Тут проблемы всякие… Может, через полгодика? А пока лучше кого-то другого найдите…» В итоге та серия публикаций так и не состоялась. Нет, я прекрасно понимаю все особенности мышления и мировосприятия представителей среднего бизнеса в Латвии. НО! Неспособность в массовом порядке переступить через эти особенности — это и есть объективный показатель.

У людей нет ощущения причастности к некоему целому, к общности. В этом случае любые свои мелкие проблемы оказываются важнее каких-то небольших, но важных поступков на пользу этой общности. Хотя с другой стороны, и сами люди прекрасно осознают, что они — один на один со всеми этими проблемами. Случись что — никакая «общность» не придет и не поможет. Лишь политики начинают говорить от имени этой «общности» в канун выборов. Когда всего лишь, как и любой бизнесмен, что-то хотят от людей получить…
 
…В 91-м году нам говорили нацики: «чемодан — вокзал — Россия». Теперь мы, латвийские русские, все чаще говорим это друг другу сами. «У нас маленькая, уютная страна, — уже не раз приходилось такое слышать, — но ты пойми, места тут на всех не хватит! Вот, смотри — тот уехал, а в России книжку издал… И вон тот уехал — и у него тоже все хорошо… И вот этот, наверное, скоро уедет… Ну а ты когда «насовсем» в Калининград собираешься?» Причем сам говорящий явно думает и дальше жить в «маленькой, уютной западной стране»… «А я патриот», — говорит он, смущенно посмеиваясь. И ему наплевать, что скоро под латвийскими березами останутся последний русский с последним латышом. И вот тогда, простив друг другу все обиды, они обнимутся и выпьют водки. Не чокаясь… И наконец-то закусят ее воблой!
 
По-научному, это следствие атомизации общества. Нет больше «парней с нашего двора», «ребят из нашей бригады» (употребляю это слово в его исконном значении). Как нет и «русских Латвии». Есть просто конгломерат индивидов. Есть ты — и «окружающие». Они дышать твоим воздухом, едят твой хлеб, нагло зарабатывают твои «бабки»! И главное, этот конгломерат особей совершенно непригоден ни для коллективных действий, ни для коллективного мышления.

Поэтому, действительно, давайте уж лучше гоблинов защищать. Те, может быть, где-то все же здесь водятся?..