Жаль, что это неполная стенограмма выступления Путина.

Совершенно верно! Вот, например, мнение юриста Михаила Барщевского, высказанное им на «Эхе Москвы»:

М.БАРЩЕВСКИЙ: Понимаете, я уж совсем не являюсь сторонником СМЕРШа и совсем не являюсь сторонником сталинского режима, но, все-таки, надо понимать разницу. СМЕРШ действовал жестоко, жестко в отношении военнослужащих, а не в отношении мирного населения. А СС действовал в отношении мирного населения. У СМЕРШа не было своих концлагерей, у СС были свои концлагеря. СМЕРШ действовал только в период войны, СС действовал и до войны, до начала войны. Это разные совершенно. СС – это была политическая структура, СМЕРШ была чисто военная структура. Поэтому с моей точки зрения (я не глубокий историк) это сравнение совершенно некорректно. Понимаете, нельзя всех, у кого есть пистолет, или всех, у кого было полномочие расстреливать на месте, называть эсесовцами. Разная мотивация была. http://www.echo.msk.ru/programs/personalno/1078036-echo/#video

Man patīk runāt krieviski, taču negribu, la man kāds uzspiež to darīt. - Ваши золотые слова, Андис. Изменив одно слово, я в полной мере могу это сказать о себе - Man patīk runāt latviski, taču negribu, lai man kāds uzspiež to darīt. Разница между нами в том, что Вы в полной мере реализуете это право пользоваться родным языком, а мне государство, гражданином которого я являюсь, в этом праве отказывает. Именно эти слова, а не какие-то абстрактные политические идеи или чья-то пропаганда (кстати, телевизор не смотрю, радио не слушаю и новости в интернете читаю редко), во всей полноте объясняют моё голосование "За".
        Вы как-то странно сопрягаете "войну" и "язык": одна - святыня русских, другой - святыня латышей. Для меня русский язык - такая же святыня, как для вас латышский. Это краеугольный камень моей личности, основной и определяющий элемент моей картины мира.
И попрание, оскорбление моей святыни (чем собственно и является Закон о языке и вытекающие из него represalia) вызывают закономерный протест. Из чувства протеста я даже реже, чем могла бы пользуюсь латышским языком - в частных ситуациях, конечно. Потому что на работе меня обязывают использовать латышский. А ведь если представить такую фантастическую картину, что изменения не только поддержаны референдумом, но и приняты и вступили в силу, объём использования мною на работе латышского языка не изменился бы, только в этом случае я бы говорила на нём добровольно, с искренним расположением к тем, для кого он родной.
      Вспомнился один анекдот времён франкистской Испании: правительство установило ограничение скорости - 10 км; все, конечно, ездят больше, потому что соблюдать нереально, и далеко не всех штрафуют, но все под колпаком, все уже нарушители - надо прижать к ногтю за что-то, совсем не относящееся к езде по дорогам, скажем, за вольномыслие, за несогласие с государственной линией,  вот и привлекут за нарушение скорости, то- бишь закона, статья-то уже есть.        Большинство русских под тем же Дамокловым мечом - в рабочий момент произнёс слово на родном языке и преступил закон, тебе прощают до поры до времени, скрепя сердцем, а придёт время - припомнят. Да и сам, будучи законопослушным, как-то неуютно себя чувствуешь: вроде я и специалист какой-то, получается, ущербный, хотя к твоей специальности, собственно, латышский язык отношения не имеет.
           Всё дело в этом "mani uzspiež", ведь иначе - потеря работы и невозможность прокормить-вырастить ребёнка. И морально-исторические оправдания этого "uzspiež" для меня звучат слабо. Да, я живу в Латвийском государстве, где до меня жили поколения моих предков, но они не говорили по-латышски, и мои дедушка и бабушка родились на земле современной Латвии (соответственно, 1895 и 1911), когда Латвийского государства и в помине не было, они купили землю, которую я унаследовала, и которая в течение столетий была польско-литовской, немецкой, российской, и только несколько десятилетий - латвийской. А в марте 49 были сосланы в Сибирь, имея на руках четырёх детей, младшей из которых был 1 год, а моему отцу шёл одиннадцатый. Так что и этот аргумент, взывающий к трагическим событиям в судьбах латышей, меня не убеждает, потому что моя семья разделила эту судьбу.