Давно откричала болотной выпью, отплакала, невернувшихся схоронила, на стенке
фото братской могилой четыре штуки, были бы внуки, они б спросили, бабушка, кто
вот эти четыле...
"Это Иван. Почасту был пьян, ходил враскоряку, сидел за
драку, с Галей жил по второму браку, их в атаку горстку оставшуюся подняли, я
письмо читала у Гали, сам писал, да послал не сам, дырка красная, девять
грамм.
А это Федор. Федя мой. Помню, пару ведер несу домой, а он
маленький, дайте, маменька, помогу, а сам ростом с мою ногу, тяжело, а все-ж
таки ни гу-гу, несет, в сорок третьем, под новый год, шальным снарядом, с окопом
рядом, говорят, ходил за водой с канистрой, тишина была, и вдруг
выстрел.
А это Андрей. Все морей хотел повидать да чаек, да в танкисты
послал начальник, да в танкистах не ездят долго, не "волга", до госпиталя дожил,
на столе прям руки ему сложил хирург, Бранденбург, в самом уже конце, а я только
что об отце такую же получила, выла.
А это Степан. Первый мой и
последний. Буду, говорит, дед столетний, я те, бабке, вдую ишо на старческий
посошок, сыновей народим мешок и дочек полный кулечек, ты давай-ка спрячь свой
платочек, живы мы и целы пока, четыре жилистых мужика, батя с сынами, не беги с
нами, не смеши знамя, не плачь, любаня моя, не плачь, мы вернемся все, будет
черный грач ходить по вспаханной полосе, и четыре шапки будут висеть, мы
вернемся все, по ночной росе, поплачь, любаня моя, поплачь, и гляди на нас,
здесь мы все в анфас, Иван, Федор, Андрей, Степан, налей за нас тем, кто не
пьян..."
Мы используем cookies-файлы, чтобы улучшить работу сайта и Ваше взаимодействие с ним. Если Вы продолжаете использовать этот сайт, вы даете IMHOCLUB разрешение на сбор и хранение cookies-файлов на вашем устройстве.
№71 Сергей Павлович Трофимов
10.05.2015
13:20
В сети нашел такой стиш (автора не знаю):
Давно откричала болотной выпью, отплакала, невернувшихся схоронила, на стенке фото братской могилой четыре штуки, были бы внуки, они б спросили, бабушка, кто вот эти четыле...
"Это Иван. Почасту был пьян, ходил враскоряку, сидел за драку, с Галей жил по второму браку, их в атаку горстку оставшуюся подняли, я письмо читала у Гали, сам писал, да послал не сам, дырка красная, девять грамм.
А это Федор. Федя мой. Помню, пару ведер несу домой, а он маленький, дайте, маменька, помогу, а сам ростом с мою ногу, тяжело, а все-ж таки ни гу-гу, несет, в сорок третьем, под новый год, шальным снарядом, с окопом рядом, говорят, ходил за водой с канистрой, тишина была, и вдруг выстрел.
А это Андрей. Все морей хотел повидать да чаек, да в танкисты послал начальник, да в танкистах не ездят долго, не "волга", до госпиталя дожил, на столе прям руки ему сложил хирург, Бранденбург, в самом уже конце, а я только что об отце такую же получила, выла.
А это Степан. Первый мой и последний. Буду, говорит, дед столетний, я те, бабке, вдую ишо на старческий посошок, сыновей народим мешок и дочек полный кулечек, ты давай-ка спрячь свой платочек, живы мы и целы пока, четыре жилистых мужика, батя с сынами, не беги с нами, не смеши знамя, не плачь, любаня моя, не плачь, мы вернемся все, будет черный грач ходить по вспаханной полосе, и четыре шапки будут висеть, мы вернемся все, по ночной росе, поплачь, любаня моя, поплачь, и гляди на нас, здесь мы все в анфас, Иван, Федор, Андрей, Степан, налей за нас тем, кто не пьян..."